Кассаветис

Каждый эпизод в «Тенях» строился очень просто; все основывалось на том, что у героев была проблема, а в финале сцены возникали новые проблемы, которые накладывались на предыдущую. Это позволило придать движение сюжету и создать простую структуру. Имея структуру, можно было переходить к разработке персонажей и их характеров. Это было нелегко, потому что, во-первых, я никогда раньше не снимал кино, а во-вторых, актерам нужно было обрести постоянную уверенность в себе, не только во время диалогов. На это ушло около трех первых недель съемочного процесса. В итоге весь отснятый материал мы выкинули, но актеры обрели уверенность и спокойствие, и теперь им было что сказать.

Мне не хотелось, чтобы каждый встречный говорил: «Разве не прелесть? В этом фильме [„Мужья“] не показали ни одну из жен». Такой вот кошмар. И тогда мы решили одну жену показать. Для этого нам необходимо было придумать такие супружеские отношения, которые были бы понятны двум другим героям. Мы написали короткую сцену, актеры ее сыграли. Эпизод получился очень театральным, но я знал, что эта сцена сработает, потому что герой в ней душит тещу.

Я написал сценарий, и как только я его закончил, сценарист должен умереть. <…> Когда автор сценария появляется на съемочной площадке, все живые чувства умирают, потому что сценарист точно знает, как нужно играть ту или иную роль, точно знает все мотивации героев.

Все рассуждают об импровизации так, как будто режиссер приходит на площадку, говорит: «Каждый делает что хочет», потом берет камеру и снимает кино. Так не получается. Любой, кто хоть что-то понимает в кино, знает, что это безумие. <…> В кино случайности исключены. Случайности – это когда ломается камера, намеченное для съемок место недоступно или у меня нет денег – вот что значит случайности.

Ты видишь кучу незнакомых людей на съемочной площадке, залитой светом. <…> Вопрос в том, в какой момент я должен сказать им, что должно произойти дальше. Мой метод заключается в том, чтобы не говорить им этого никогда. Мой метод в том, чтобы сделать все максимально непонятным, чтобы актеры ясно осознавали, что они предоставлены самим себе и что я ничего не буду им подсказывать, ни на каком этапе. Если только кто-то скажет: «По-моему, я зашел слишком далеко», тогда я начну возражать. Или если кто-то скажет: «Давайте сделаем перерыв», то я тоже буду возражать.

Я категорически отказываюсь выносить суждения о персонажах своих фильмов, и в процессе съемок персонажи тоже ни в коем случае не должны анализировать ни себя, ни других.

[В «Лицах»] все диалоги были прописаны. Импровизация касалась только отношения к происходящему. <…> Меня не волновало, произносят ли актеры свои реплики так, как написано. Они все равно придерживались текста, но во время съемок я этого не знал, так как на площадке я не смотрю в сценарий. Я даже не прислушиваюсь к диалогу. Я смотрю, выражают ли они необходимые эмоции и чувства. Мне все равно, запинаются ли они, говорят без остановки или перебивают друг друга. Я только смотрю на разговор. Я не слушаю, что именно говорят актеры. Я вижу, что они хотят выразить и какое ощущение возникает в данной сцене.

Рикардо Монтальбан так же подходит для актерской импровизации, как гора Рашмор – для мультипликации.

Сыграв не одну роль в кино, я вроде знал, как делаются фильмы, поэтому после каждой сцены кричал что-нибудь вроде: «Третий дубль в проявку!» Проблема была в том, что я не сподобился нанять ассистентку, и никто не записывал номера дублей. Закончилось все тем, что напечатали весь отснятый материал. <…> С технической точки зрения мы все делали неправильно. <…> Единственное, что я сделал правильно, – это собрал команду молодых, полных жизни единомышленников, которые хотели делать что-то осмысленное.

Каждый высказывал свои идеи. Например, нужно ли красить дом? Мы покрасили его только с фасада, а заднюю стену оставили непокрашенной, хотя друзья были готовы покрасить ее за пару банок пива. Мы все вместе решили, что он [Ник, герой «Женщины под влиянием»] был слишком занят семейными делами. <…> Все вопросы обсуждаются, никакие решения не исходят от меня одного.

В итоге нас хвалили за то, что изначально мы хотели исправить. <…> В здании, где мы снимали «Тени», у нас над головой репетировали танцоры Боба Фосса. <…> Звук фильма меня никогда особо не заботил. У нас просто не было денег, чтобы печатать рабочие материалы со звуком, и мы даже не знали, насколько он плохой. Прямо над нами пел Синатра, гремела музыка, топали танцоры – это и был наш звук. Мы потратили кучу времени, пытаясь убрать лишние шумы, но это оказалось невозможным, и мы оставили все как есть. Когда фильм показали в Лондоне, все стали восхищаться: «Какой новаторский ход!» Ничего себе новаторство! Мы из кожи вон лезли, чтобы убить это «новаторство»!