Кастро Алвес

искрящиеся строки, поистине гениальные образы. Таковы были, в частности, стихи,

которыми Кастро Алвес и Тобиас обменялись в один из вечеров в театре на премьере

одной нашумевшей в то время пьесы. Как Аделаиде до Амарал, так и Эужения Камара

были заняты в ведущих ролях. И поддерживавшие их студенческие группы готовились

в этот вечер выразить свое предпочтение — каждая своей любимице. Все устремились

в театр.

Два первых акта прошли спокойно. Артисты хорошо исполняли свои роли;

Эужения и Аделаиде в этот вечер равно блистали. Аплодисменты разделились, народ,

для которого ни одна из двух не была возлюбленной, аплодировал им обеим за

талантливое исполнение. Но для Кастро Алвеса и Тобиаса, их друзей и соратников

аплодисменты* должны были предназначаться лишь одной из актрис. Тобиас не мог

простить, чтобы возлюбленной поэта-соперника достались такие же аплодисменты, как

и его богине. И когда по окончании второго акта опустилея занавес, сержипец влез на

стул и захлопал в ладоши, призывая внимание зрителей. Те затихли, поглядывая на

него с любопытством и интересом; некоторые приготовились услышать гневную брань.

Тобиас начал свою импровизацию, прямо затрагивающую Кастро Алвеса и Эужению.

Его голос разносился по театру и походил на удары тяжелого кулака:

Я эллин душою и телом, С Платоном беседовать рад. При мне ведь к устам

помертвелым Цикуту приблизил Сократ.

Я эллин, прекрасным плененный; Мне мил и цветок благовонный И лиры певучей

струна. Отвратнее грязи и тины Мне оргии пьяные Фрины — Ни разу не пил там вина.

Эти слова вызвали шумные аплодисменты не только последователей Тобиаса, но и

всего партера,

78

уверенного, что мулат в своих стихах обратился к образу великой Греции. Однако

сторонники Кастро Алвеса зашикали, требуя тишины. Дело в том, что в ложе

78

появилось бледное лицо поэта, он протянул руку и, намекая на любовные похождения

Аделаиде до Амарал, провозгласил:

Еврей я! И не склонюсь к ногам Жены надменной Потифара

И вот так, благодаря Кастро Алвесу и Тобиасу Баррето, через их

импровизированные стихи, эти две женщины с похвалой и бранью вошли на страницы

бразильской литературы.

Тобиас вскоре расстался с Аделаиде — их не связывала глубокая любовь. Страстное

же увлечение Кастро Алвеса продолжалось. Если бы он не испытывал сильной любви к

Эужении, он не стал бы за нее бороться. Никогда он не защищал такого дела, которым

не был искренне увлечен.

Полемика нашла свое продолжение в печати. Но если в поэзии Тобиас был слабее

Кастро Алвеса, то в прозе обладал оружием, которое было почти недоступно нашему

поэту. В Ресифе Кастро Алвес начал издавать газетку «Луз» («Свет»), чтобы про-

тивостоять идеям, которые отстаивал журнал «Ре-виста Илюстрада»

(«Иллюстрированный журнал»), руководимый Тобиасом. Тобиас нетерпеливо ожидал

появления «Луз», чтобы спор с соперником перевести в ту область, где он чувствовал

себя сильнее, и, конечно, не упустил случая. Он резко напал на ориентацию газеты, а

он умел нападать. Однако своей ядовитой статьи он не подписал. А Кастро Алвес не

пожелал отвечать, не удостоверившись, что автором статьи был Тобиас. Он написал

ему деликатное письмо, но Тобиас ответил в грубой форме*. Тогда Кастро Алвес дал

ему отповедь в «Луз» *. На том и закончилась полемика, лишенная того блеска, ко-

1 Египетский царедворец, жена которого пыталась обольстить целомудренного

Иосифа.

79

Сахарная голова — гора при входе в бухту Гуанабара

79

В бухте Гуанабара

Канал Манго.

торый придавали ей огни рампы. Однако вся эта борьба, подруга, придала

романтическое сияние тому 1866 году в городе Ресифе. Защищая своих дам, оба поэта,

в сущности, защищали различные принципы. Культура и талант Тобиаса Баррето были

ограничены временем и его тщеславным желанием возвыситься. Свободен был гений

Кастро Алвеса, ибо Кастро Алвес стремился к одному — красотой своей поэзии быть

полезным человечеству. Это не просто два мировоззрения, подруга. Это два различных

мира.

9 Жоржи Амаду

80

Вот взгляните: Тирадентес Вождь толпы, ее титан. Шире дать ему дорогу, Здесь

проходит великан.

Экзамены этого года были для поэта серьезным испытанием. Он готовился к мим,

подруга, вместе с Рсгейро да Коста, и когда предстал перед экзаменационной

комиссией, то это был его триумф: он смело возражал экзаменаторам, отстаивая свою

точку зрения. Молодой преподаватель Априжио Гимараэнс, горячий спорщик, который

не гнушался прибегнуть и к бранным словам, был одним из его оппонентов.

Экзаменационный билет ему попался замечательный— «Светская власть папы». Свое

красноречие и свою революционность он позволял выявить обоим — и учителю и

ученику. Кастро Алвес оспаривал эту власть, говорил о свободе, свободе совести и

мысли. Априжио Гимараэнс в ответ процитировал строки из «Века», те, в которых

говорится: «Ломается скипетр папы, из пего отливается крест.

81

Пурпур послужит народу, чтоб голые плечи покрыть». Это были стихи ученика, и

они стоили экзамена по праву. А сам экзамен, на котором горячо обсуждались самые

передовые идеи века, произвел на студентов потрясающее впечатление и навсегда