Касты и расы

Последний толчок был дан большевистско-пролетарской идеологией, и прежде всего здесь Драшеру можно поставить в заслугу то, что он это подчёркивает (но без удовлетворительной связи со всем остальным). Миф о международной солидарности «угнетённого» пролетариата в восстании против «эксплуататорского» капитализма и его тирании — это то, что нужно, чтобы восстали самые низкие слои цветной расы: восстали, чтобы освободиться от ярма белых, доведённые до этого в той или иной степени как раз капиталистическими эксплуататорами, и чтобы отвоевать орудия труда и свободно управлять ими. Так падает последний ореол престижа и превосходства белых, уступая место ненависти и презрению, которое не только идеологически, но также и при помощи соответствующих политических шагов часто разжигает советская Россия. «В то время как русские распространяют ненависть к белым», — справедливо говорит Драшер, — «японцы демонстрируют её в избыточном количестве».

Здесь всё же крайне важно установить, что предпосылки восстания цветных народов самым тесным образом связаны с вырождением их самих, с их направлением на этот путь тем же самым нашим внутренним упадком. Восток поднимается в качестве возможного противника Запада только в тот момент, когда он подвергается влиянию самых губительных и извращённых идеологий первого, менее всего движимый своими истинными расовыми традициями. Нужно отдавать себе отчёт, что после первого западного вторжения — материального случилось второе — идеологическое, и только это вторжение даёт место опасности освобождения, если также и не контрнаступления, цветных рас. Демократическая идеология «принципа национальностей» и «социальной справедливости», из которой вытекает суверенная национальная экономика, вместе с общими техни-чески-механическими и рационалистическими предпосылками того, что сегодня соответствует «цивилизации» и продолжает называться таковой, обречена на то, чтобы породить множество копий западных наций. Эти копии будут являться такими же силами в процессе в борьбе и конкуренции, где нельзя будет установить никакого стабильного и реального превосходства из-за самого факта, что больше не будет существовать никакого истинного принципа, никакого нерушимого престижа, никакого упорядочивающего закона свыше. Картина европейских кризисов и страданий воспроизвелась бы в гораздо больших пропорциях, если бы она охватила все континенты.

Если таково истинное положение вещей, рассмотренное без лицемерия, то, естественно, будет просто глупо подавать проблему западного превосходства и его защиты, просто говоря о расе и расовой солидарности; и не в меньшей степени глупо будет возлагать ответственность за всё это на черты характера, воли, упорства — то есть на то, на что цветные народы, такие, как японцы и арабы, были бы так же способны, как и мы, если бы серьёзно сосредоточились на этом. Реальная проблема является внутренней, а не внешней: это проблема восстановления нашей цивилизации в терминах новой, духовной цивилизации.

Удивительно, что Муссолини, сказав очень немного, в своей речи к восточным студентам установил основные условия решения этой проблемы. Исходным пунктом является отказ от отождествления Запада с этой цивилизацией, в основе которой лежит капитализм, либерализм и сциентизм, лишённый души и идеала. Будучи стимулированной прежде всего в англосаксонской расе, в прошлые века она распространилась на весь мир, рассматривая его только лишь как рынок изделий и источник первичных материалов, устанавливая с Востоком простые материалистические отношения подчинения. Эта цивилизация лежит в основе нашего внутреннего и внешнего кризиса — то есть, того кризиса, который ведёт к краху западной гегемонии и восстанию цветных народов. «В несчастьях, на которые жалуется Азия, в её возмущении и в реакциях», — сказал, кроме того, Муссолини, — «мы видим отражение нашего же облика». Это следствие придания нашей «цивилизации» всемирного значения, преобразования «низших рас» до уровня нашей «истинной» цивилизации. Если мы не сумеем отказаться от этой цивилизации, или, по меньшей мере, ограничить её в заданных сферах, признавая всю относительность её ценности и её «завоеваний», ничего больше сделать будет нельзя: мы можем увидеть и межконтинентальные вооруженные столкновения страшных масс, ведомых новыми вождями, о чём говорит Шпенглер («цезаризм»).