Читаем Касты и расы полностью

Так обстоят дела сегодня. Таким образом — давайте скажем это сейчас, — бесполезно выдвигать лозунги и распространять обращения, одновременно пренебрегая основным делом внутреннего восстановления, которое (вопреки мнению Драшера) обращается к более высокому плану, нежели план чистого «расового» духа и солидарности. Только сама Европа ответственна за опасность, которой подвергается европейская гегемония. Истинный враг находится внутри. Цветные расы, расы других цивилизаций, ещё могут контролироваться железным кулаком завоевателей. Но в мире техники и гуманитарной идеологии с одной стороны, и националистической идеологии — с другой, всякое первенство становится проблематичным.

Прежде всего, речь идёт о технике. По своей природе техника безлична и переходна. То, что она была создана белой ра-сой, не имеет большого значения, потому что такое создание немедленно становится независимым, и, как показала Япония, овладение лучшими цветными расами техникой так же хорошо, как ею владеют белые, является лишь вопросом времени. Уже далеко осталась та эпоха, когда неизвестные технические инструменты могли внушать чувство изумления и почти мистического страха, преобразовываясь в символы видимого превосходства. Именно «цивилизируя» другие расы, «просвещая» и «развивая» их, белые народы выкопали тебе яму. Но эта роковая вещь, тем или иным способом, произошла бы в любом случае. Не может составлять монополию и привилегию всё то, что создаёт техническая цивилизация: повторим, что такая цивилизация имеет безличный и переходный характер; не будучи связанной ни с какой качественной ценностью, она остаётся открытой всем. Белые ещё смогут оставаться в первых рядах, «изобретая»: но они никогда уже не смогут сделать так, чтобы такие изобретения принадлежали только им самим.

Это первый пункт. Мировая война, в которой Драшер хочет видеть причину крушения престижа белых народов в глазах других, если и действовала в таком смысле, то прежде всего потому, что она ускорила и усилила контакт некоторых цветных народов с инструментами технической силы белых. Но сам антагонизм между белыми мог быть причиной падения престижа только в случае самых низких рас — негров и им подобных, которые, собственно, не являются основной проблемой. Нужно признать, что в глазах всякого индийца, китайца, японца определённого ранга, и даже самых чистых североамериканских аборигенов такой престиж не мог обрушиться из-за простого факта того, что его никогда не существовало: такие расы, если и признавали материальное превосходство белых, в то же время далеки от признания реального духовного превосходства. Но такое превосходство стало проблемой в тот момент, когда тайны техники оказались более или менее раскрытыми.

Второй пункт — это распространение гуманистической, националистической и, наконец, большевистско-пролетарской идеологии. Распространение догмы фундаментального равенства между всеми существами, обладающими человеческим обликом, не могло не означать разрушения предпосылок всякого превосходства. Это замечает также и Драшер: если люди в оди-наковой степени равны, то, естественно «несправедливо», чтобы одна раса господствовала над другой. Такое господство, максимум, будет элементом свободной конкуренции на одинаковых начальных условиях, и коснётся только внешней стороны, то есть материальной и административной.

Самый губительный эффект, произведённый мировой войной, — это результат её идеологии, мобилизованной против Центральных держав: это важный пункт, к которому Драшер переходит почти незаметно. Речь идёт об идеологии, в которой мировая война была своего рода крестовым походом против «агрессивного империализма» германских народов, и с их поражением привела к торжеству «принципа национальностей», самоопределения и суверенитета отдельных народов, с полной независимостью от всякого высшего иерархического принципа. Такая идеология была необходима, чтобы добить также и империализм белой расы и освятить освобождение цветных народов, их право на «равенство», как только они будут более или менее «цивилизованы», то есть европеизированы. Вот самый недавний и крайний пример этого абсурда: Абиссинии был дан точно такой же статус, как и Италии, с правом голоса, совершено равным голосу любой западной нации, и в итоге Италию заклеймили как «агрессора».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука