Касты. Истоки неравенства в XXI веке

Хотя синдром не имеет общепринятого определения или диагноза, он обычно рассматривается как явление, при котором люди сближаются с теми, кто жестоко обращается с ними или держит их в заложниках. Такое название он получил после ограбления банка, произошедшего в Стокгольме, столице Швеции, в 1973 году, когда заложники сочувствовали людям, удерживавшим их в плену во время шестидневной осады. В основе его предполагается механизм выживания, при котором люди должны уметь настраиваться на тех, кто обладает над ними властью, приспосабливаться к их ожиданиям, чтобы суметь доставить им удовольствие.

Осенью 2019 года зал суда в Далласе стал сценой демонстрации ролевых взаимосвязей и дисбаланса власти каст. Редкий случай в американской истории: белая женщина – бывший полицейский – была осуждена за убийство чернокожего, который ел мороженое и смотрел телевизор в своей собственной квартире – квартире, которую, по утверждению полицейского, она приняла за свою. Приговор грозил лишением свободы на срок до девяноста лет. Прокурор настаивал на двадцати восьми годах – столько было жертве на момент убийства. В конце концов, бывший офицер была приговорена к десяти годам с правом условно-досрочного освобождения через пять лет.

Брат погибшего простил женщину из доминирующей касты, убившую его брата, и снимок, на котором он обнимает ее, разошелся по всему миру. Пока женщина из доминирующей касты рыдала после обнародования приговора, к ней подошла темнокожая женщина – судебный пристав, – которая стала утешающе поглаживать по светловолосой голове представительницу доминирующей касты, убившую невиновного мужчину из касты судебного пристава. Невозможно представить, что, случись обратное, и чернокожий мужчина забрал бы жизнь белой женщины при аналогичных обстоятельствах, приговор за убийство составил бы всего десять лет, а преступника обнимали бы и гладили по волосам, и даже в перспективе такое навряд ли предвидится.

Многих наблюдателей из доминирующей касты утешал жест судебного пристава, который они рассматривали как акт любящего материнского сострадания. Многие представители подчиненной касты рассматривали это как унизительную фетишизацию женщины из доминирующей касты, получившей сочувствие и понимание, которыми обделяют афроамериканцев, получающих более суровое обращение в эпоху массовых тюремных заключений и в обществе в целом. Выказал ли судебный исполнитель сочувствие своему коллеге? Гладила ли она ее, как подумали некоторые, и если да, то почему она не надела перчатки или не заставила осужденную встать и почему гладила только ее волосы? Неужели, утоляя боль осужденной, судебный пристав реагировала на древние сигналы, призывающие всегда защищать высшую касту, тем самым выполняя негласную роль, на протяжении поколений бременем лежавшую на плечах подчиненной касты?

Судьей также была женщина из подчиненной касты, и она сошла со скамьи, чтобы передать осужденной убийце Библию. Затем она прижала к груди женщину из доминирующей касты и помолилась за нее и вместе с ней. Никто не мог вспомнить, чтобы когда-либо видел подобное, чтобы судья или судебный исполнитель обнимали и утешали только что осужденного преступника. Объятия судьи весьма напоминали утешительные жесты черных горничных, веками утолявших горести оказавшихся на их попечении белых хозяйских детей.

«Почти невозможно представить, чтобы подобный уровень сострадания, – писала журналистка Эшли Риз, – проявляли к чернокожему человеку, которому только что было предъявлено обвинение в убийстве»[367].

Примерно в то же время 21-летний чернокожий мужчина во Флориде был приговорен к десяти дням тюремного заключения за опоздание на суд присяжных[368]. Судья, мужчина из доминирующей касты, не проявил сострадания, проявленного к женщине из доминирующей касты, убившей мужчину в его собственном доме. Он выругал молодого присяжного, за единственную ошибку обернув на него всю карательную мощь закона, вместо того чтобы проявить милосердие.

Судья даже нашел молодого человека, Деандра Сомервилла, для обсуждения состава присяжных, объяснив, что этот человек был нужен на процессе, потому что был единственным чернокожим присяжным. Сомервилл, по сути, был выделен и придерживался иных стандартов, чем белые присяжные заседатели, – только ему предъявили обвинения в неадекватности системы, в которой наблюдался явный дефицит людей, похожих на него. У него не было судимости, и теперь, на пороге жизни, из-за одностороннего ожидания сочувствия со стороны бессильных по отношению к наделенным властью, он поступил, как велело общество.

«Это ожидание подпитывается извращенной потребностью видеть, как пострадавшие люди демонстрируют благородство, – писал поэт Ханиф Абдурракиб в «Тихоокеанском стандарте», – потому что именно так мы можем поверить в мифы о том, что политические страдания формируют характер и стремление к справедливости, а не приближают неизбежное торжество силы»[369].