Касты. Истоки неравенства в XXI веке

Этот отец в Окленде не доверял оружию, и в любом случае проблема была не в этом. Вопрос заключался в жизни его сына и в том, что отец мог предпринять для ее защиты. Задача родителя из подчиненной касты состоит в том, чтобы рассчитать точный и оптимальный момент, чтобы рассказать правду ребенку до того, как кастовая система сделает это за него, чтобы выяснить, как продлить его беззаботное существование до последнего возможного момента, пока не станет слишком поздно.

Другому отцу, иммигранту из Западной Африки, пришлось найти способ справиться с горем и взять себя в руки, чтобы сообщить своему маленькому сыну новость о том, что он больше не может быть ребенком, что он не может прыгать, резвиться и кричать, как другие дети. Ему придется сказать сыну, что это слишком опасно. Теперь они были в Америке.

Отец из Окленда был уважаемым профессором местного колледжа. Фактически он специализировался на истории афроамериканцев. Он поймет это, когда придет время. Момент истины мучил его, но его время еще не пришло. Отец посмотрел на сына и сказал, что нужно сначала съесть овощи, как сказал папа, а затем можно выпить сок. Маленький мальчик сморщился, покачал головой и заплакал.

Их разговор слушала женщина в соседней кабинке. Это была седовласая представительница доминирующей касты. Она выскочила из своей кабинки и подошла к столу, за которым сидели отец и сын. Отец мог видеть, как на них наползает ее тень. Женщина остановилась прямо над ними. Она наклонилась к маленькому мальчику и сказала ему: «Выпей свой сок, если хочешь. Пить сок – это нормально».

Женщина не обратилась к отцу и не спросила его мнение. Она сосредоточила свое внимание на маленьком мальчике. Отец был вне себя. Совершенно чужой человек подошел к их столу и, не обращая внимания на взрослого, дал ребенку разрешение не подчиняться родителям.

Эта женщина своим поступком пересекла все мыслимые и немыслимые границы. Отчего-то она почувствовала себя вправе войти в личное пространство незнакомых ей людей и наложить вето на решение отца в отношении собственного сына. Это был Окленд, ярко-синий, как сама демократическая партия, дом Хьюи и Тупака, где такие фразы, как гендерное несоответствие и микроагрессия, являются частью повседневного языка. Женщина не встала бы, если бы не поняла, что имеет на это право. Неужели она поступала так же и в отношении других родителей? Влезла бы она в воспитательный процесс белого отца, игнорируя его решения, чтобы разрешить его отпрыску делать то, что отец только что сказал ему не делать?

Отец поднял руку, как дорожный инспектор, подавая машине сигнал остановиться.

– Мэм, не могли бы вы, пожалуйста, вернуться на свое место, – сказал отец. – Не подходите к моему столику, я вас совершенно не знаю.

Женщина выглядела ошеломленной отказом, но развернулась и вернулась в свою кабинку. Отцу же после этого эпизода кусок в горло не лез. Он еще долго будет помнить этот момент.

На протяжении веков представители доминирующей касты Соединенных Штатов стремились контролировать внутрисемейные отношения представителей низших каст и разрушать родительский авторитет угнетенного класса, шли на крайности, разлучая детей, даже грудных младенцев, с родителями, продавая их на невольничьих рынках, словно щенят или жеребят – не людей. «Один такой, – заметил как-то работорговец, – стоил двести долларов… пока был жив»[288]. Этот рутинный аспект рабства господствовал в нашей стране в течение четверти тысячелетия, для детей и родителей отрицались самые элементарные человеческие узы.

Даже когда детям разрешалось оставаться со своими родителями, кастовые протоколы подрывали авторитет старших и наказывали их, если они пытались защитить своих собственных детей. Матери в Луизиане назначили двадцать пять ударов плетью за «отмену приказа», данного ее сыну белой хозяйкой, которой они принадлежали[289]. Несколько самых ужасных порок и пыток применялись к невольникам мужчинам, которые активно сопротивлялись насилию в отношении своих жен и детей.

Таким образом, находящиеся в рабстве родители не всегда могли предложить своим детям достойное «убежище или защиту от пугающих существ»[290], которые властвовали над ними, писал историк Кеннет М. Стэмпп. И они не могли защитить себя. Но если высшая каста не видела в этом зла, то дети из низшей касты могли это видеть. Однажды, когда надзиратель связал женщину и выпорол ее на глазах у ее детей, «испуганные дети забросали надзирателя камнями, – писал Стэмпп, – а один из них подбежал и укусил его в ногу», пока они кричали, чтобы он отпустил ее. Кастовая система, возможно, относилась к ним как к скоту или механизму, но дети мгновенно реагировали, как люди, пусть доминирующая каста их так и не воспринимала.