Ката - дочь конунга

— Это сынок мой, Девятко, — сказала женщина, и глаза ее заискрились любовью к ребенку, — последыш мой. Из всех деток только трое и остались — Мокша — умом небогат, его бы куда-то в дело приспособить, да бабу ему найти разумную, чтобы помогала сынку моему, Дарёнка вот-вот тоже уйдет, останется Девятко малой, отцова надежда. Я ведь не думала, что могу еще понести, уж и крови стали редко появляться, а потом чую — зашевелилось в животе! Испугалась, думала червь во мне, — Аделя засмеялась, — вот дура-баба! Пошла к лекарю нашему, псковскому, просить ядов, червя травить. А он только посмотрел на меня и говорит — тяжела ты, Аделюшка. Муж-то взревновал, говорил нагуляла! Да где ж я нагуляю, коли всеми днями в саду да на пасеке. Разве что ветром надуло.

Аделя взяла ребенка, оголила грудь и дала младенцу. Маша засмущалась и отвела глаза.

— Так что ты не бойся нас, девица, мы — хорошие люди! Да и ты, смотрю, не черная девка, вона чистая какая, и не странница, ноги у тебя не стерты, и не раба, руки мягкие. Не буду тебя пытать, откуда и зачем, значит бог нас свел вместе, значит надо так.

— Меня Маша зовут, — сказала вдруг Маша, — мне в город надо.

— Я так и подумала, — кивнула Аделя, — мы тебя на два прострела увидели, как ты вдоль стены ходила. Ну что ж, поедешь с нами, мы сами в Новгород едем.

34

Места в повозке было немного, все оказалось заставлено коробами, корзинами, горшками и бутылями. Внутри сильно пахло медом. Ехать оказалось недолго, Маше показалось не больше часа, но на хромой ноге она точно ковыляла бы часа два, а то и больше. Аделя вместе с мужем сидели на передке, время от времени понукая лошадь, Мокша снова сидел в седле второй кобылы, а Маша полулежала внутри, рядом с младенцем и Даренкой. Девчонка оказалась болтушкой, или, возможно, наскучалась в компании малыша, поэтому и не замолкала всю дорогу. Свистящим полушепотом она немедленно поведала историю своей семьи, из чего Маша узнала, что в роду Зайца все мужики не отличались умом. Отец, хоть и купец средней руки, а главная все же жена.

— Батько-то даже считать не разумеет, — хихикнула девчонка, — мамка за него все делает. Но ей-то и лучше, отец взял ее из семьи бедной, многодетной, так она теперь купеческа женка.

— А как же они не разорились, если такие… — Маша задумалась, как бы лучше сформулировать, чтобы не обидно было, … неумные, а?

— Прадед у нас дюже умный! — Дарёнка вытянула губы и нахмурила лобик, показывая, какого ума ее прадед, — он всем заправляет, он всем сыновьям жен сосватал, велел уважать женок, не обижать их и слушаться. Говорит — бабий ум хитрый да прозорливый! И внукам всем повелел жениться на девках, которые не красотой отличаются, а хитростью. Мамка моя говорила, она отцу ведро воды продала у колодца, за это он и женился на ней.

Маша рассмеялась, представила, как это происходило — молодой пентюх попросил напиться и коня напоить, а ему воду на улице из колодца продали. Это ж надо так уметь! Действительно, умна Аделя!

— А Мокша у нас совсем дурачок, — продолжила Дарёнка, — он только мешки таскать годится, да колоды с медом поднимать, совсем ума-то нет! Отцу все равно, а мать сильно за него душой болеет, на такого нельзя наследство оставить. Вот и мыслит, как бы пристроить его к какой-нибудь бабенке под теплый бок, чтобы любила да кормила, а она уж, мать-то, не пожалеет ничего. Ты от погоди, — предупредила девочка, — сейчас она тебе его сватать начнет.

Ну, только этого не хватало! Маша сразу заподозрила, что не просто так Аделя была слишком добра к ней, и ничего не спрашивая, посадила в свою телегу. Вот оно, значит, как! Ну нет, надо, как только в городе окажутся, бежать, да побыстрее, от этой полоумной семейки.

— Мокша хоть и недолугий, — продолжила Даренка, — а девкам подолы задирать горазд! Мать сказала, что как только дозрею, надо скорее замуж выходить, а то ему ведь все равно, сестра или нет, главное баба. Он давеча к соседке нашей подступался, она стара, годков сорок ей уже. Так она об него коромысло сломала, гнала до наших ворот со спущенными портками!

Девочка хихикнула. Похоже, неприятности брата мало ее волновали.

— Один Девятко у нас умен будет, — внезапно, сменив тон, заворковала она, глядя в лубяную колыбель, — вот кто отцово наследование примет.

— А почему ты думаешь, что он не такой как брат вырастет? — Маша удивленно взглянула на девочку.

Та помолчала, потом погладила мальчика по светлому лобику.

— В том году урожай был очень велик, сами не справлялись, работников наняли. Один был очень хорош, работящий, красивый…

Дальше можно было не договаривать, Маша и так все поняла.

Ворота города показались впереди, и Михал хлестнул поводьями, поторапливая лошадь. Маша смотрела в щель — вот хозяин с хозяйкой спустились с козл, к ним подошел охранник. Аделя поклонилась мужчине, что-то сказала. Тот протянул руку и в ладонь легли пластинки серебра — плата за вход в город. Двое других обошли повозку, заглянули внутрь. Маша сжалась, ей показалось, что ее тут же узнают, но мужчины мазнули взглядом и отошли, ничего интересного для себя они не увидели.