Катаклизм внутри, Катаклизм снаружи

Брюнетка приветливо улыбнулась и извлекла из кармана пачку Winston-а. Протянула. Я достал одну и, благодарно кивнув, спустился вниз, в ночной город.

Оранжевый свет фонарей расплывался угловатыми кляксами на фоне тёмно-синего безветренного неба, бил по глазам, привыкшим к темноте, отражался от крупных хлопьев снега, мерно спускающихся на город. Скрывшиеся под их слоем скамейки больше напоминали белоснежные диваны, невесть кем оставленные у входа на вокзал, одноэтажное здание которого, ослеплённое проглотившей город зимой, щурилось тёмными окнами.

Позади раздалось легкое постукивание. Три удара, а потом, после небольшой паузы, ещё два. Я обернулся.

– Прощай, солдатик, – затягиваясь сигаретой, засмеялась проводница. – Береги себя.

Поезд вздрогнул и сделал несколько неуверенных шагов, готовый отправиться дальше. Брюнетка закинула обратно в вагон лесенку и закрыла дверь.

Сделав большой глоток свежего морозного воздуха, я достал из кармана зажигалку и закурил. Никотиновый голод, всё это время не дающий покоя, с каждой затяжкой ослабевал, а потом и вовсе улетучился вместе с клубами дыма, исчезающими в глубине ночного неба.

Ненавистный Город остался позади… Но так ли он был ненавистен? Откуда эта мазохистская тяга вновь ощутить сдавливающий душу страх? Почему видения, неотрывно преследующие меня от самого госпиталя, воспринимаются так обыденно и привычно?

Ответ прост – Город хорошенько надрессировал своего верного пса. Моя война никогда не закончится, никогда не стихнут выстрелы, громыхающие где-то на краю сознания. Никогда не обретут покоя шагающие следом за мной призраки. Подобно экзотическому инструменту, изготовленному для одного лишь удара, я буду обречён пылиться на дальней полке, ожидающий, что снова понадоблюсь кому-нибудь, готовый к любой боли, согласный работать на износ, пока рукоятка не сломается, лишь бы не возвращаться в одиночество чулана.

Я так боялся превратиться в чудовище, что не заметил, как стал им… Парадокс… Прав был Штыков… Мы мечтаем выжить и обрести покой, который давно дожидается в темноте смерти…

За то время, что я курил, в пределах видимости не появилось ни одного человека. Немудрено, на часах половина первого, кому придёт в голову бродить по городу в столь поздний час, да ещё и в будний день.

Ёжась от холода и оглядываясь по сторонам, я вышел с территории вокзала и остановился у проезжей части. Внимание сразу же привлекла горящая вывеска местной шашлычной, возле которой почти в любое время суток ошивались любители выпить чего-нибудь высокоградусного, но на этот раз людей в её окрестностях видно не было. Город не блистал размерами и количеством развлечений, так что большинство жителей скрашивали досуг при помощи алкоголя, зависая в местных немногочисленных питейных заведениях. По большому счёту, вся здешняя экономика строилась вокруг атомной электростанции, поэтому население условно делилось на две категории: тех, кто хорошо зарабатывал на АЭС, и тех, кто зарабатывал гораздо меньше, работая во всём, кроме АЭС. Мои отец с матерью относились к числу первых, занимая на Станции руководящие должности, однако в своё время я не пожелал идти по стопам родителей. Что уж там говорить, образования, кроме среднего, у меня не было. Услышав о Катаклизме, частичной мобилизации и внеочередном воинском призыве, я бросил всё и отправился в ближайший военкомат, не задумываясь о последствиях. Сказать, что родители были рассержены – не сказать ничего. Территориальное нахождение и отдалённость от эпицентра Катаклизма вселяли в местных уверенность, что уж им-то точно ничего не грозит, ну а прочие как-нибудь сами разберутся с проблемами.

Сейчас, глядя на спокойствие многоэтажек и редкие освещённые окна, особо отчётливо заметные на фоне беззвёздного неба, возникало ощущение, что никто из местных вовсе не знал о существовании Катаклизма, и уж тем более – что кто-то проливал кровь ради их спокойствия.

Долгими промозглыми сменами я подбадривал себя мыслью, что однажды вернусь сюда. Буду стоять прямо на этом месте, смотреть на родной город и строить планы на будущее… Плевать на холодный ветер, на душе моей будет тепло и спокойно, потому что я уцелел, вышел живым из той бойни, что язык не повернётся назвать войной. В войне несут потери обе стороны, но на периметре… Там всё было иначе… Ну и пусть, плевать! Я забуду картины ужаса, выжженные на коже кислотными дождями, выброшу ружьё и вернусь домой с чистым сердцем! Обниму мать, пожму руку отцу, и мы сядем все вместе за стол! Прошлое растворится в первом произнесённом тосте, мы будем радоваться жизни, будем уважать смерть, но не более того! Не более того!.. Я расплачусь, понимая, что сумел вернуться, и, впервые за долгое время, не буду стыдиться эмоций…