Катакомба

Но сейчас слишком глупо думать о возвращении. Так кого же оставить на съедение демону-жуку? Шакса оставлять не хотелось. Из всей компании он представлялся единственно надёжным товарищем. Анна наверняка заартачится и станет неуправляемой: в глубине души я побаивалась её, она представлялась мне мутной, себе на уме, хоть и очень нравилась мне. Я бы не хотела конфликтовать с ней. Оставался Брабатус. Вот если мне поговорить с ним, призвать в качестве аргумента его доблесть, честь, самоотверженность… Я уже хотела обратиться к Брабатусу, как вдруг Анна Бони удивила меня:

– Отставить. Я пойду к жуку.

Первые секунды я подумала, что у меня слуховые галлюцинации.

– Что?..

– Что слышала, детка. К жуку отправляюсь я, и точка, – заявила она.

Больше всего удивился Брабатус – ещё сильнее меня:

– Что я слышу! Висельница наконец-то захотела покаяться, искупиться!

– Не твоё дело, железяка, – огрызнулась Анна.

Шакс же хладнокровно и невозмутимо двинулся вперёд, сопроводив ёмкой фразой:

– Демон-жук ждёт.

– Анна, – я растерялась. Происходящие события разворачивались стремительно. Уговаривать Повелительницу Морей остаться не имело смысла – тогда пришлось бы уговаривать Брабатуса отдать себя демону. Вместо этих уговоров я спросила: – Но зачем? То есть почему ты так решила? Мы же так и не дошли до сокровищ…

– К чёрту сокровища. Это Жаковы сокровища, ему они важнее. Был бы здесь Жак – тебе бы так не повезло, детка, фигли-мигли ты его б уломала. Я знаю, что умру без всяких оков и верю в это. Я верю в тебя, что ты не допустишь, чтоб я осталась невестой жука навечно, как какая-нибудь там дюймовочка!

Анна одарила меня глубоким, многозначительным взглядом и стремительно, почти вприпрыжку побежала за Шаксом. Будто спешила на свидание. Она напевала свою песенку:

– Тонкая ниточка, хрупкая лесенка, захлопнулась калиточка – спета твоя песенка…

Я очень не хотела, чтобы песенка Анны была спета. Фатальность и неотвратимость моего пути заставляла двигаться вперёд и сдаваться тому, что творилось. Идти по Катакомбе, подвергаться урону, испытывать потери. Как в считалочке про десять мальчишек на острове – сначала их было десять, один споткнулся и упал в яму, стало девять, второй утонул, стало восемь, третий случайно напоролся на стрелу, стало семь, и так далее.

Я тоже отправилась за друзьями. Стены по-прежнему давили, ощущение угрозы, безысходности усиливалось.

Мы шли дальше. Пещера становилась всё более извилистой. Она напоминала увеличенную в разы скрученную резиновую трубку, уводившую вниз. Спуск был довольно крутым. Запросто можно было садиться на пятую точку и ехать. И с каждым шагом он становился всё круче и круче. Мы не разговаривали, но шли почти вровень, плечом к плечу. Шакс, Анна, я, Брабатус.

Внезапно стало так покато и скользко под ногами, что я оступилась и чуть не покатилась вниз. Шакс поддержал меня под локоть. Другой рукой я схватилась за стенку. Шакс предупредил нас:

– Рубеж демона-жука. Мы близко. Он нас чует.

В воздухе повис смрад, ощущение угрозы зашкаливало. Ещё я слышала отдалённый гул, тихий, давящий, на очень низких частотах. Этот гул урчал утробой самого ада.

– Я пошла, не поминайте лихом, – Анна отсоединилась от нас.

В её голосе не было обречённости. Она бросила фразу так легко, будто собралась в соседний дом за кофе. Шакс проговорил:

– Её дни сочтены. Демон-жук голоден.

– О чём ты? Привидение не может умереть. Ты же говорил – она останется в плену в его норах, и если мы справимся с Дагоном – она освободится!

– Я недооценил демона-жука, – Шакс произнёс это с искренним сожалением.

Мне захотелось остановить Анну. Но что бы это изменило? Мы сейчас в опасности, Анна как камикадзе пошла на то, чтобы мы смогли пойти дальше. Она самоотверженно пожертвовала амбициями. Что ещё можно от неё требовать?!

– Смерть для привидений – это потеря права пребывания и возвращения в этот мир. Если этой висельнице повезёт – она перейдёт в другой план бытия. Мы её больше никогда не увидим – и хвала богам. А если ей не повезёт – она утечёт и растворится, и не увидит её тогда больше никто, – тихо произнёс Брабатус.

– За что ты так ненавидишь Анну? Она наша подруга, она сейчас жизнь за нас кладёт! – в тот миг я возненавидела Брабатуса всей душой.

– Она греховна. Она прогнила изнутри. Она такой родилась.

– Всякий греховен. Я тоже. И если ты, сэр Брабатус, желаешь смерти всем грешникам на земле, зачем ты тогда пошёл с нами?

– Ты не греховна, смелая дама. Находясь с тобой, те, кто греховен, делаются лучше, – Брабатус сказал это очень тихо и проникновенно. Я не ожидала, что этот чёрствый, консервативный и принципиальный мёртвый рыцарь может проявлять такую чуткость. – Я погорячился. Мне на самом деле жаль Анну.

– Анна не нуждается в жалости. Она пират. Для пирата нет ничего более ненавистного, чем жалостливые взгляды окружающих, – поправила я. – Джентльмены, я предлагаю пойти туда и помочь ей, чем тут стоять.