Катакомба

Я благодарно улыбнулась Скитальцу. Как я могла усомниться, что он придёт? Горгульи Мелькор и Астр, изрядно усталые, потрёпанные, но воинственно-довольные, подлетели к нам и опустились на край островка. Они не сводили глаз со Скитальца, и там читалось уважительное – "вот ты какой, наш товарищ!". Жак подлетел ко мне и констатировал:

– Готов признать, пожалуй, твоё тело, несмотря на отсутствие грудей, было куда приятнее всех ранее занимаемых мною тел!

– Жак, это невероятно! Ты вышел из той комнаты… Это от того, что проклятье Бафомета вроде бы спало… – проговорила я неуверенно. И спросила пирата: – Но почему ты решил нам помогать? Ты же не хотел ввязываться в эту войну. А она тут в самом разгаре.

– Кто сказал, что я не хотел ввязываться в войну? Я не мог! Но я хотел! Да, не хотел. А потом захотел! Вино тому вино! Ага, Кровь Цыганки – до сих пор вот тут! – серое привидение красноречиво указало себе на голову.

– Посуди сама, детка. Жак был взаперти. Попробуй, запри Жака, а потом отопри – что будет? Правильно – будет Жак, который не любит сидеть взаперти, – логично заключила Анна.

– Спасибо, Жак. Ты нам помог, – поблагодарила я.

– Я себе помог. Не вам. Вы что, думаете, я с вами тут нянчиться пришёл? Где мои сокровища, а? Мне тут обещали мои сокровища! – начал бушевать Жак.

В этот момент Астр прошептал:

– А что же с Шаксом?

– И где это у нас Брабатус? – прошептал, вторя ему, Мелькор. Но по его глазам я поняла, что он знает, где Брабатус.

Я кивнула для Мелькора в сторону озера:

– Там. Брабатус теперь там, с Глубокими. Потому что давно выбрал быть с ними.

– Я пытался тебе сказать. Не успел. Дагон напал, – Скиталец выгледел виноватым.

– Знаю. Я догадывалась.

Жак что-то ещё бурчал, Анна же шипела на него упредительно и строго. Эти два призрака при жизни были и после смерти оставались лучшими друзьями. Сложно было поверить, что такая дружба может существовать между двумя пиратами. Тем более между мужчиной и женщиной. Истинная дружба – а не похоть как у животных. Будто не пиратами, преступниками и висельниками они были вовсе. А настоящими рыцарями.

– Шакс… я уверена, что с ним будет всё в порядке… – но это я проговорила не совсем уверенно.

Моя интуиция уже приготовила меня к роковому удару. Мы всей командой подошли к палачу. Мерцающее красное тело было совсем бледным. Глаз по-прежнему не было видно.

– Вот и всё, друзья. Вы успели меня увидеть, я вас. Я сделал всё, что мог, и я рад, что вы остались здесь, что вы поможете Смельчаку довершить начатое, – прошептал он еле слышно. Его голос доносился уже из других миров, недоступных нам.

Из небытия. Где абсолютная пустота, где нет ничего.

В его фразе – "Я сделал всё, что мог" – слышалась вина, сожаление. Все его старинные друзья, с кем он вместе сражался, поняли – он умирает. Его больше не будет никогда. Мелькор и Астр стояли очень серьёзные, понурые. Анна опустила голову. Жак крякал в стороне, проявляя тактичность. Наверное, он хуже всех знал Шакса. Скиталец смотрел громадными глазами на палача, который ему успел понравиться, пока мы шли в Тёмном Лабиринте втроём, и думал, наверное о том, что как жаль терять только что приобретённых друзей.

Я ринулась к нему, упала на колени рядом и схватила за бледновато-красный "отросток" – то, что было рукой.

– Шакс, проклятье Бафомета снято. Здесь Скиталец. Мы разделались с Глубокими… И сейчас я пойду убивать Дагона. Пожалуйста, Шакс, скажи, что ты дождёшься! Мы что-нибудь придумаем, как тебя возвратить, как возвратить тебе энергию…

– Смельчак, я сделал то, что должен. И сейчас я должен уйти. Таковы правила. Такова игра.

– К чёрту правила игры… – я почувствовала солёные слёзы на лице. Крепче сжала его руку. Почти неосязаемая. Всё же он нашёл остатки сил пожать её в ответ слегка. – Шакс, я знаю, что ты сделал то, что хотел. Ослабил Дагона. Но прошу тебя, будь с нами! Ты же можешь! Ты могущественный дух, ты же можешь вернуться!

– Я сейчас, в этот самый момент, растворяюсь. Ухожу. Ослабляю Дагона тем, что сливаюсь с ним. Когда ты будешь биться с ним – он станет слабее настолько, насколько сильным был я. Я обещал помочь тебе победить. Если я вернусь – ты не сможешь его одолеть.

В его голосе – не обречённость. А закон, требование. Констатация страшного факта. Он подтвердил:

– Те листы, на другом языке, которые я перевёл. Там говорилось о том, что Смельчак сможет победить Дагона только если накануне ему скормят кого-то сильного. Кого-то, кто его отравит собой. Ты можешь говорить про книгу, про меч. Но этого мало было бы тебе. А сейчас – в самый раз. Сразись с ним, покажи ему Книгу. Снеси его главу этим мечом. Я буду с тобой, там. Я буду частью Дагона – той частью, что будет помогать тебе разрушить его.

– Я тебя не забуду. Никогда, – прошептала я, превозмогая накатывающийся ком в горле.

– Благодаря тебе последние мои последние три дня были самыми лучшими. Я хотел бы ещё раз прожить и пережить все эти две тысячи лет – только ради того, чтобы ты снова зашла ночью в комнату с камином, как в первый раз.

Шакс замер. Его рука прошла сквозь меня.