Каталог катастрофы

В центре грейпфрута есть полость, а внутри нее – металлическая горошина странной формы, которая сама по себе является государственной тайной. Когда о нее бьется раскаленный плутоний, она разражается потоком нейтронов. А нейтроны в свою очередь начинают каскадную реакцию в плутонии; каждый раз, когда такой нейтрон ударяет по ядру плутония, оно дрожит, как желе, раскалывается надвое и выпускает еще больше нейтронов и вспышку гамма-излучения. Это происходит за промежуток времени, который называется «шейк» – то есть примерно одна десятая одной тысячной доли секунды, – и каждое ядро атома плутония в бомбе расколется примерно за пятьдесят шейков с того момента, как ударная волна врежется в инициатор и запустит первый выброс нейтронов. (Если, конечно, линзы сработают симметрично.) И еще через несколько миллисекунд демон будет радостно плясать в нашей вселенной.

Остается двенадцать минут. Я ставлю стул перед бомбой. Спинка у него из фанеры – большая удача. Я сверлю в ней дырки на нужном расстоянии друг от друга, а потом прошу Алана подержать коробку с глазом василиска, пока я режу на куски изоленту и приматываю оружие к стулу строго напротив креста, под которым, как я думаю, находятся линзы.

– Готово.

Один стул. Один глаз василиска – коробка с двумя камерами, примотанная к спинке этого стула. Одна тикающая водородная бомба. Шея у меня уже зудит, будто чувствует рентгеновскую вспышку от текущей плазмы корпуса бомбы, когда ядро распадется за считанные шейки Теллерова будильника.

– Я включаю установку.

Сенсоры василиска направлены на бомбу через дырки, которые я просверлил в спинке стула. Я включаю его и смотрю на индикатор заряда. Черт, холод батарее на пользу не пошел. Запас есть, но уже очень близко к зоне «Нужна перезарядка».

– Ладно. Еще кое-что: нужно нажать кнопку «Наблюдать».

– Да, это очевидно, – замечает Алан. – Но я все-таки спрошу почему?

– А я отвечу. – Я закрываю глаза, потому что чувствую себя так, будто только что пробежал марафон. – Василиск спонтанно заставляет примерно один процент атомов углерода туннелировать в кремний. И разумеется, при этом выделяется очень много энергии.

– Но плутоний же не углерод…

– Да, но линзы детонатора сделаны из гексогена, а это полинитратный углеводород ароматического ряда. Если превратить один процент гексогена в кремний, он радостно бабахнет. А если мы его чуть-чуть подвинем… – Я отодвигаю стул на пару сантиметров, – …одна сторона линз сдетонирует досрочно, невовремя, так что выйдет пшик. Представь себе великанский кулак, который сдавливает плутониевое ядро; а теперь представь себе, что большой палец поднялся. Расплавленный плутоний выплеснется наверх, а не обрушится на инициатор – и бабаха не будет. Будет неприятный выброс нейтронов, но никакой сверхкритичности. Возможно, взрывом разворотит корпус, будет радиационное загрязнение, но никакого ядерного гриба.

Алан смотрит на часы:

– Девять минут. Тебе пора.

– Девять… ты о чем?

Он устало смотрит на меня:

– Парень, если на этом твоем василиске нет таймера, кому-то придется остаться тут и нажать на кнопку. Ты человек штатский, а я подписался служить за шиллинг Ее Величества.

– Черта с два! – возмущаюсь я. – У тебя жена и дети. Если кем-то можно пожертвовать, то мной.

– Во-первых, ты обещал исполнять все мои приказы, прежде чем мы тебя взяли на эту прогулку. Во-вторых, ты понимаешь, что происходит: нельзя тебя тут бросать, ты слишком важен. А в-третьих, это моя работа, – тяжело говорит Алан. – Я солдат. Мне платят за то, что я ловлю пули. Или нейтроны. А ты – нет. Так что, если у тебя нет какого-нибудь волшебного пульта дистанционного управления…

Я быстро моргаю.

– Дай-ка я еще раз на него посмотрю.

Глаз василиска представляет собой кучу нестандартных микросхем, прикрученных к паре цифровых видеокамер. Я наклоняюсь ближе. Хорошая новость – у них есть скоростные порты. Плохая новость…

Черт. Нет ИК-порта. Эмулятор телевизионного пульта на КПК не поможет. Я выпрямляюсь.

– Нет, нету.

– Тогда бегом марш отсюда, – говорит Алан. – У тебя шесть минут. Я подожду шестьдесят секунд после того, как ты выйдешь из комнаты, а потом нажму кнопку. – Голос у него совершенно спокойный. – Иди. Если только не считаешь, что потерять две жизни лучше, чем одну.

Черт! Я дважды луплю кулаком по дверному косяку, но боли не чувствую.

– Пошел! – кричит он.

Наверху я останавливаюсь в караулке и уже собираюсь поджечь одну из Рук Славы, которые ждут меня на столе. Я думаю, насколько я далеко от бомбы. (Был один такой американский ученый – Гарри Даглян, кажется, – который случайно такое проделал на Манхэттенском проекте: уронил нейтронный отражатель на плутониевое ядро во время эксперимента. Он умер через несколько дней, а вот охраннику, который стоял в десяти футах от него, ничего не было.) А потом раздается глухой удар, который я чувствую даже через толстые подошвы луноходов. Еще через долю секунды – такой звук, будто где-то хлопнула дверь.