– Не важно. Что тогда будет? Если я правильно помню, все ядерные бомбы сейчас снабжены плутониевым ядром, которое окружено детонационной разводкой. Взрыватели должны сработать одновременно, иначе ядро не достигнет критической массы и взрыва не будет. Верно? – Я чуть не подпрыгиваю на месте. – В шлюзе лежит почти все, что мне нужно: сумка с отрубленными руками и глаз василиска. Остальное у меня с собой. Сколько нас? Сколько человек должны отсюда выйти? В сумке хватит образцов, чтобы каждому сделать Руку Славы – и просто пройти мимо одержимых в лесу. Если кто-нибудь сейчас сходит и принесет ее мне. Что до бомбы…
Я все еще думаю о бомбе, когда сержант Хау молча ныряет в шлюз, и я слышу шипение воздуха. Тик-так, тик-так. Бомба взорвется, если попробовать ее разобрать. Нужно придумать способ проникнуть через корпус, через провода и полистироловые прокладки вокруг плутониевого стержня, через блоки дейтерида лития в обедненном уране, через стальную обшивку взрывателя…
Алан стоит передо мной и смотрит мне прямо в лицо:
– Боб.
– Да.
– Рука Славы. Рассказывай все, что мне нужно знать.
– Рука Славы делается из кистей несправедливо казненных людей. Вокруг лучевой и локтевой костей наносится довольно простой контур, а потом поджигаются кончики пальцев. В итоге получается ограниченное заклятье, которое делает носителя невидимым. По сути. Есть варианты вроде инверсивного лазера, – если поставить фазово-сопряженное зеркало у основания, чтобы она выжигала то, на что направлена, – но изначальная цель руки – устранение посредника во взаимодействии наблюдатель-предмет. Так, по крайней мере, считал Юджин Вигнер. Сколько у нас человек?
В шлюзе снова шипит воздух. Алан пригибается, направляет автомат на дверь и нетерпеливо машет мне, чтобы я отошел в сторону.
Это Хау. Никаких светящихся червей за забралом шлема; как только сержант выходит из шлюза, он протягивает мне бесформенную сумку и глаз василиска.
– Семеро плюс ты сам. Так что ты говорил? – продолжает Алан.
– Давай.
Я забираю сумку. «
– Есть у кого моток изоленты? А ручка? Отлично, а теперь отойдите и дайте мне место.
Будто чистить картошку, жуткое порождение почвы кошмаров, поливаемое кровью. Старый фольклор примерно так и описывает Руку Славы. На самом деле не нужны ни свеча из человеческого жира, ни конский навоз, ни фитиль из волос висельника. Не нужны пальцы эмбриона из чрева повешенной беременной женщины, отрезанные под покровом ночи. Нужна только куча рук, провод или припой, ручка, цифрово-аналоговый преобразователь, пара программ, которые есть у меня на КПК, и крепкие нервы. Ладно, можно притвориться, что нервы у меня крепкие: повторять себе, что чищу картошку, втыкаю провода в мякоть, вызываю призрачное эхо в разлагающихся нейронных сетях, кормлю нечто сокровенное. Влезает Хау и хочет попробовать повторить то, что я делаю; поначалу это раздражает, но делай-как-я – хороший метод, так что мы быстро разбираемся с мешком. Несколько рук мы загубили, но через двадцать минут моя сумка заметно опустела, а на столе перед нами выстроились рядком жуткие трофеи.
– Вот, – говорю я.
Скери Спайс, который нервно переминался с ноги на ногу и смотрел на дверь шлюза, подпрыгивает.
– Что случилось?
Хау смотрит с молчаливым интересом. Я поднимаю руку.
– Смотрите.
Слава Ктулху, у меня есть карманный паяльник: кончики пальцев загораются ровно и окутываются призрачным сиянием. Скери Спайс вертит головой:
– Ты где? Что случилось?
Глаза у него вот-вот вылезут из орбит. Он механически вскидывает автомат.
– Отставить! – рявкает Хау и подмигивает в мою сторону.
– Протяни левую руку, Скери, – говорю я.
– О’кей. – Он закрывает глаза, а я вкладываю ему в ладонь отрубленную кисть. – Что это за хрень?
Я моргаю и пытаюсь сосредоточить взгляд на нем, но ничего не получается. Дикое чувство: я пытаюсь его увидеть, но глаза не подчиняются.
– Это Рука Славы. Пока ты ее держишь, никто не может тебя увидеть – она работает на одержимцев снаружи, иначе бы я сюда не дошел.
– Ага, понял. И сколько она работает?
– А я откуда знаю? – отвечаю я и кошусь на Хау.
– А ну положи на стол, – включается сержант.
На столе возникает рука, а я снова вижу Скери. Хау бросает на меня тяжелый взгляд.
– Чертовы чудеса, – мрачно говорит он. – Жаль, что у нас таких не было пару лет назад в Азербайджане. – Он включает микрофон. – Хау всем: у нас есть билет домой. «Альфа», «Браво», «Чарли», все вниз. Капитан, вам тоже нужно это увидеть.
Будто снова в школу попал: один идиотский экзамен за другим, и веришь, что, если не успеешь ответить на все вопросы вовремя, вся жизнь пойдет прахом. Но на этом экзамене провалом считается любая оценка ниже ста баллов, пересдача не предусмотрена, и последствия наступят через миллисекунды после того, как ты отложишь ручку.