Катарина

— Хотела сказать вам спасибо… я про тот инцидент в ресторане. Вы в очередной раз спасли меня, а я… я снова забываю поблагодарить вас, — от волнения я болезненно закусила нижнюю губу. — А еще я должна извиниться… за слова, что наговорила вам после того, как вы спасли меня. Признаться честно, я вовсе так не считаю! То есть… до приезда в Германию я считала, что все немцы поголовно фашисты и ненавидят людей других национальностей. Но, познакомившись с фрау Шульц и ее детьми, я вдруг поняла, что ошибалась. А сегодня я, наконец осознала, что ошибалась и на ваш счет. В первую встречу вы показались мне совершенно черствым солдафоном с отталкивающим взглядом, которому были чужды сострадание и человечность… Благодаря вашему примеру я осознаю, что не все немецкие офицеры такие… такие бездушные нелюди, что вступили на нашу землю.

Мюллер развернулся. На лице его застыло удивление, а кисть с зажженной сигаретой медленно опустилась на уровень солнечного сплетения. Я нервно сглотнула слюну, не в силах выдержать его озадаченный взгляд.

— Вам повезло — фрау Шульц не заразила расовая теория Гитлера. Она и до войны с глубоким уважением относилась ко всем людям, не разделяя их на классы, религии и национальности, — ответил он спустя пару минут молчания. — А что касается меня… Об этом еще сам Кант писал — люди бежали бы друг от друга, если бы всегда видели друг друга совершенно открыто.

— А вас? Вас заразила расовая теория? — вдруг спросила я, и неожиданно для самой себя шагнула вперед.

— Полагаете, если бы я был одержим той теорией, то беседовал бы с вами так открыто? — он привычно ухмыльнулся и сделал глубокую затяжку. — К тому же, брезговал бы находиться рядом с остарбайтером… и уж тем более делать вид, что одна из них моя невеста…

Я растерянно улыбнулась и медленным шагом подошла к распахнутому окну. Ощутив на себе изучающий взгляд офицера, который прожигал мне спину, я старалась сохранять самообладание.

— Приятно слышать, что не все немцы ненавидят русских. Я прочла письмо тетушки… там говорится о многих злодеяниях солдат, которые оккупировали нашу область.

Я не видела его выражение лица, но отчетливо услышала, как он сделал глубокую затяжку и медленно выдохнул табачный дым.

— Вашу деревню оккупировала сорок первая пехотная дивизия Вермахта, — констатировал Алекс тихим голосом, и я распахнула глаза от его неожиданной осведомленности. — На их счету много нарушений, в том числе пьяные драки и безосновательный расстрел рабочего населения… Я сочувствую вашей утрате… Виновные уже давно понесли наказание.

Где-то поблизости стрекотали сверчки, едва уловимый ночной ветерок обдувал лицо, а звезды на небе, как и всегда светили спокойным завораживающим сиянием.

Я покачала головой, стараясь не разреветься, и пожала плечами то ли от безысходности, то ли от нарастающего раздражения.

— Что мне их наказания? Тех, кого они убили уже не вернуть.

Мюллер долго и напряженно молчал. До меня доносился лишь ненавязчивый запах табака. В какой-то момент за спиной раздались неторопливые шаги, и боковым зрением я обнаружила, как он остановился всего в паре шагов от меня. Левая рука у него была спрятана в карман, вторая орудовала недокуренной сигаретой, а взгляд скользил по шелестящей листве многолетнего дуба, что находился во дворе дома.

Наши плечи находились в нескольких сантиметрах друг от друга, и от осознания того я тотчас же затаила дыхание. Но отчего-то в тот момент мне не хотелось испуганно отдернуться назад, как это обычно бывало, а напротив…

Мужчина заговорил спустя несколько минут тихим и рассудительным голосом в сочетании с легкой хрипотцой:

— Когда я вступил в ряды СС, совершенно случайно попался мне на глаза трактат Канта «К вечному миру». Он написал одну интересную мысль: «der Krieg ist darin schlimm, dass er mehr böse Menschen macht, als er deren wegnimmt — война дурна тем, что создает больше злых людей, чем их забирает».

— Странно слышать от офицера, что он читает трактат «К вечному миру», — усмехнулась я, мельком поглядев на него.

Он мгновенно словил мой взгляд, и уст его коснулась загадочная легкая улыбка.