Катарина

— Китти, ну не возвращаться же мне обратно! — хихикнула Амалия, слегка похлопав меня по плечу. — Конечно, это личное дело вас двоих… но мне безумно интересно, что Алекс тебе передал. Он упомянул, что тебе понравилась какая-то книга в его библиотеке.

— Да… была одна книга… она не оставила меня равнодушной, — призналась я, от волнения забыв немецкий на ходу.

— Ох, если это скучные медицинские трактаты или философские сочинения, то изволь избавить меня от подробностей! Они действуют на меня подобию снотворного! — девушка недовольно сморщила небольшой острый носик, похлопала меня по плечу и мигом побежала в спальню.

Еще с минуту я с интересом вертела бумажный сверток в руках, но все же не решалась раскрыть его в коридоре. Поэтому тут же отправилась в нашу спальню, чтобы сорвать бумагу, мельком оглядеть книгу и спрятать ее в тумбу подальше от лишних глаз.

— Катруся, стоять! — скомандовала Лёлька, преградив мне путь в комнату. Ее властный голос напугал меня, и я невольно прижала передачку к груди. Она с недоверием покосилась на бумажный сверток и угрюмо переплела руки на груди. — Що це тоби Сашка мий передав?

Я недоуменно пожала плечами, пытаясь сделать шаг вперед, но Ольга вновь перегородила дорогу.

— З яких пир он тоби вообще щось передает? — рыжая с подозрением сощурила хитрые янтарные глаза. — А ну дай подивитися!

Не успела я опомниться, как девушка тут же вырвала передачку из рук, на ходу разорвав упаковочную бумагу. В руки ей выскользнул старый переплет, на котором были выгравированы золотистые русские буквы: Иммануил Кант «Критика чистого разума». Я едва сдержалась, чтобы не подпрыгнуть от радости. Это была книга! На русском языке! Та самая, что первоначально приглянулась мне в отсутствие Мюллера. Но с чего вдруг он передал ее мне? Неужто просто так?

— Тю… це що за книга така? — Оля разочарованно повертела ее в руках, пытаясь отыскать ответ на прозвучавший вопрос. Девушка надула бледные, засохшие от ветра губы, и уставилась на меня скучающим взглядом. — Откуда у нього книга росийською мовою?

— Наверняка изъяли у пленных офицеров.

Я беззаботно пожала плечами, силясь делать вид, что мне совершенно была безразлична передачка офицера. А затем вырвала книгу из любопытных рук Лёльки и направилась в спальню под ее недоуменный взгляд.

Мюллер же с января месяца словно избегал меня после нашего приключения в Мюнхене. Во время редких визитов в «Розенхоф» лишь коротко здоровался и тут же выходил прочь из помещения, как только я появлялась. Поэтому я удивилась, когда он передал книгу не лично мне, а через Амалию. Поведение его казалось совершенно мне непонятным, но и разбираться в причинах не было ни времени, ни сил. С одной стороны, я выдохнула с облегчением. Ведь человек, который устрашал всем своим видом, да еще и имел возможность в любой момент испортить мне жизнь, наконец держался от меня подальше. Но, с другой стороны, засело во мне некое смятение, что терзало и мучило душу на протяжении четырех месяцев. Понять, что это, я была не в силах… однако легче не становилось.

С того месяца он больше не сопровождал нас с Артуром в Мюнхен, вместе него это делали его подчиненные. Иногда это был рядовой Макс Вальтер, с ним прогулки наши становились намного веселее. Он знал каждый уголок, где продавался фруктовый лед и другие различные детские сладости; знал и местоположение всех развлекательных и других мест, завораживающих своей красотой. По непонятным мне причинам, Мюллер неохотно отправлял рядового Вальтера сопровождать нас в Мюнхене, но те редкие прогулки были для нас с Артуром настоящим праздником! Признаться честно, я и сама словила себя на мысли, будто знаю Макса всю свою жизнь… настолько он покорил наши сердца. Артур был от него в восторге!

Но однажды я и сама не заметила, как словила себя на безумной мысли о том, что впервые ожидаю приезда Мюллера на нашу ферму. В тот момент мне вдруг стало страшно… и на мгновение поплохело. Мысль та тяжелым камнем легла на грудь, отчего не вздохнуть было, ни выдохнуть… Я тут же отогнала те дьявольские мысли и заняла себя работой. Но с того дня вольно-невольно начала разглядывать в каждом пребывающем госте Алекса, убеждая себя в том, чтобы сказать ему спасибо за подаренную книгу. Наряжалась я перед приездом всякого, кто был вхож в дом фрау Шульц, но каждый раз это был не Мюллер. И как только я осознавала это, тут же ощущала внутри пустоту и горькое смятение.