Неловко взгромоздился на памятник Макарову ненавистный матросам председатель Кронштадтского Совета большевик Васильев:
— Товарищ Калинин приветствует вас, дорогие товарищи, но, товарищи матросы, товарищ Калинин нынче охрипши. На свежем воздухе ему надует еще больше! Пусть выборные матросы идут в Манеж…
Матросов не проведешь. Они орут:
— Не пойдем никуда! Пусть тут говорит!
На самодельную трибуну поднялся Кузьмин. Он хорошо запомнил напутственные слова Троцкого: «Сломать матросскую вольницу, не уступать ни в чем!»
— Не надо бузить! — кричит он. — Партия большевиков ведет нас по правильному пути. Наш маяк — огни коммунизма. Да, положение теперь у всех нас аховое. Надо годик потерпеть, тогда и заживем всласть…
— Пошел вон! Отъел себе морду, ишь, агитирует, мать его… — загалдела толпа, вплотную подступая к трибуне. — Иди к Троцкому, поцелуй его в жопу.
Делать нечего. Кряхтя, цепляясь за деревянные некрашеные поручни, на трибуну взобрался Калинин. Долго откашливался, платочком губы утер. Взмахнул рукавом:
— Товарищи матросы! Ведь еще товарищ Троцкий справедливо назвал вас красой и гордостью революции. Зачем же вы теперя бунтуете? Рази вы забыли славные боевые страницы?..
Вновь заревела на минуту было стихшая толпа:
— Хватит сказки сказывать!
— Тебе в Кремле тепло, а мы дров и угля не имеем!
— Сегодня небось с утра курицу жрал, а нам и мороженой картошки не стало! Чеши отсюда, пока башку не открутили!..
С позором скатился с трибуны Калинин, а туда уже вскочил лихой матрос. Размахивая бескозыркой, закричал в толпу:
— Кучка коммунистов-бюрократов завела нас в болото! Нету дальше дороги, все пропадем! Попили нашей кровушки Троцкий с Зиновьевым! Долой еврейский произвол!
Одобрительный рев взлетел в небо:
— До-ло-ой!
Матросы поднимались на трибуну, вспоминали расстрелы рабочих в Петрограде, казни крестьян по деревням…
Оставляя сыреющие следы, Калинин полетел по льду на автомобиле — от греха подальше. Его ждал уютный вагон экстренного поезда и графинчик водки — «с морозца!» — под паровую осетринку. Надо было спешить в Кремль с отчетом Троцкому и Ленину. Разводи пары, машинист, несись «зеленой улицей» к столице. Уж очень волнуются вожди, ждут реляций с внутреннего фронта.
В другую сторону, состав за составом, шли отборные части красных курсантов, бойцов заградительных отрядов, чекисты. Всего — как на важный фронт! — шестьдесят тысяч человек.
Петроградский гарнизон был разоружен и ждал своей участи.
Тайком, ночью, на улицах Кронштадта расклеены листы с воровским приказом:
«К гарнизону и населению Кронштадта и мятежных фортов!
Рабоче-крестьянское правительство постановило: вернуть незамедлительно Кронштадт и мятежные суда в распоряжение Советской республики. Посему приказываю: всем поднявшим руку против Социалистического Отечества немедленно сложить оружие. Упорствующих обезоружить и передать в руки советских властей. Арестованных комиссаров и других представителей власти немедленно освободить. Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость Советской республики. Одновременно мною отдается распоряжение подготовить все для разгрома мятежа и мятежников вооруженной рукой. Ответственность за бедствия, которые при этом обрушатся на мирное население, ляжет целиком на головы белогвардейских мятежников. Настоящее предупреждение является последним.
Милость? Милости у большевиков не бывает — восставшие это знают твердо.
Восставшие начали готовиться к обороне.
Пятнадцать человек, из которых девять матросов, образуют временный ревком. Председатель — матрос с линкора «Петропавловск» Петриченко — проявляет бурную деятельность. Общая надежда — восстанут матросы Петрограда, а за ними — весь город, вся Россия.
— На Петроград! — призывают кронштадтские офицеры Соловянов, Арканников, генерал Козловский. — Только в наступлении наша победа!
Но матросы не желают проливать «лишнюю кровь».
Тем временем Тухачевский стягивает к Кронштадту войска. Гришка Зиновьев не забыл испытанный дьявольский прием: в качестве заложников арестовывают семьи восставших моряков. Их запихивают в камеры «Крестов», их можно в любой момент расстрелять.
Над закованным в лед Финским заливом появляются аэропланы. Они сбрасывают и сбрасывают бомбы на взбунтовавшийся город. Едкий дым пожарища ползет по улицам крепости.
Близка кровавая развязка…
Седьмого марта, когда утомленное дымами кронштадтских пожарищ солнце скатывалось за горизонт, громыхнули с Лисьего Носа и с Сестрорецка большевистские батареи. Их поддержали тяжелые орудия Красной Горки, оставшейся верной Зиновьеву и Троцкому.
Кронштадт принял бой, полыхнули багряным отблеском военные форты. Мощно ударил линейный корабль «Севастополь» по Красной Горке, да так, что та сразу замолкла.
Осажденный ревком шлет радиотелеграмму: