Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Широконосый мужчина с красными ушами, на которых держалась соломенная шляпа, с презрением цедил:

— Негодяй и натуральный изменник. А вы, женщина, темный, глупый элемент.

Толпа разделилась, но большинство поддерживало старушку. Бунин протиснулся поближе и, щурясь на солнце, прочитал:

«САМОЗВАНЕЦ ГРИГОРЬЕВ ВНЕ ЗАКОНА

В момент, когда советская Украина напрягает все свои могучие силы, чтобы окончательно разгромить золотопогонных холопов, когда Красная армия готова очистить Бессарабию и Буковину от румынско-помещичьей сволочи и протянуть братскую руку помощи красной Венгрии, неизменные враги социалистической революции Украины, левые эсеры, заносят снова над ней преступную руку.

Гнусное предательство, потому что сбросили советскую власть в Елизаветграде. Во главе заговора стал атаман Григорьев — позорный перебежчик петлюровского лагеря. Чтобы привлечь вверенных ему красноармейцев, Григорьев спаивает их вином, захваченным в Одессе… Сам постоянно пьяный и нахальный, самозванец Григорьев совместно со своим штабом возымел честолюбивую мысль стать новым гетманом Украины, но его постигнет участь худшая, чем Скоропадского и Петлюру.

Всякое оказание содействия Григорьеву и его сообщникам будет считаться изменой республике и караться со всей строгостью военно-революционного времени расстрелом.

Совет рабоче-крестьянской обороны»

— Каков бандит? — обратился к Бунину человек в шляпе.

— Натуральный изменник! — улыбнулся Бунин. — Сволочь и нахальный самозванец.

— Правильно! А вот товарищ старушка ведет неправильную агитацию… Взгреть могут!

Бунин отправился на базар — купить соленых огурцов.

4

На следующий день по городу разнесся слух: партизаны под водительством бывшего штабс-капитана Николая Григорьева, то служившего у Петлюры, то переходившего к красным войскам, то самостийно грабившего местное население, двигаются на Одессу. По пути Григорьев расстреливал коммунистов и беспартийных, бедных и богатых, устраивал оргии и еврейские погромы.

В июле атаман с остатками своей армии присоединится к Нестору Ивановичу Махно, после ссоры с которым его изрубят шашками.

Погромы перекинулись в Одессу. В одну из майских ночей 1919 года на Большом Фонтане были убиты четырнадцать комиссаров-евреев и три десятка беспартийных. Бандиты громили магазины и лавочки, врывались в дома, стаскивали спящих с кроватей, насиловали, резали, грабили.

Бунин пребывал в меланхолии. Вера теребила:

— Ян, пора бежать куда глаза глядят! Ведь и до нас большевики доберутся…

— Утром, когда ходил в порт, мне пришла простая и страшная мысль: если бы теперь и удалось вырваться куда-нибудь, в Италию, например, во Францию, везде было бы противно — отвратителен стал человек! Жизнь заставила так остро почувствовать, так остро и внимательно разглядеть его, его душу, его мерзкое тело. Что наши прежние глаза, как мало они видели, даже мои! Почему так оскотинел человек? Ведь прежде эти люди жили среди нас, занимались каким-то делом, растили детей, ходили в церковь. И вдруг в одночасье сбросили шкуру, стали истинными людоедами! Как это могло случиться?

Вера молчала, ответа не было.

Бунин записал в дневник:

«Сейчас на дворе ночь, темь, льет дождь, нигде ни души. Вся Херсонщина в осадном положении, выходить, как стемнеет, не смеем. Пишу, сидя как будто в каком-то сказочном подземелье: вся комната дрожит сумраком и вонючей копотью ночника. А на столе новое воззвание: „Товарищи, образумьтесь! Мы несем вам истинный свет социализма! Покиньте пьяные банды, окончательно победите паразитов! Бросьте душителя народных масс, бывшего акцизного чиновника Григорьева! Он страдает запоем и имеет дом в Елизаветграде!“»

На ночь, лежа в постели, наугад открыл историю Соловьева. Прочитал о Смутном времени: «Среди духовной тьмы молодого, неуравновешенного народа, как всюду, недовольного, особенно легко возникали смуты, колебания, шаткость…» Горько вздохнул:

— Господи, почему мы такие неудачные!

5