Катастрофа для байкера

Марк перехватил дверь, на всякий случай не давая закрыть:

— У нас только пара вопросов, ответьте, и мы уйдём.

— Да вы с ума сошли, — всё ещё шипящим тоном ответила мать, но отступила, открывая проход.

— Что происходит? — из глубины квартиры раздался глубокий бас отчима, а следом появился и он сам, в неизменных трениках и натянутой на круглое пузо майке-алкоголичке.

Ни Марк, ни я не успели и рта открыть, мать вызверилась на него первой:

— Помолчи! Иди с детьми посиди.

Тот вгляделся в полумрак коридора, увидел меня с Марком и немного спал с лица. Не говоря ни слова, ретировался в сторону комнаты близнецов. Как пить дать, испугался, что я привела мужика с ним разобраться, сейчас как припомню все его приставания. Его трусость выглядела так комично, что я недобро усмехнулась.

— Ну! — выплюнула мать. — Чего спрашивать хотели, давайте быстро и валите отсюда!

Да уж, чаю она нам явно предлагать не собирается.

— Что произошло в ту ночь, когда отец погиб? — выпалила я, сжимая кулаки и гипнотизируя её серые, так похожие на мои глаза. — Расскажи по порядку.

Она нахмурилась:

— Ничего я не знаю. С кем он пил, по какой пьяни катался, понятия не имею. Как свинтил из дома, так и не вернулся.

— А почему он свинтил из дома? — спросил Марк. — Узнал, что жена ему изменяет? Вы сами ему сказали?

Она покраснела, сжала кулаки:

— А твоё какое дело? Ты мне кто, брат, сват? Почему это я тебе отчёт давать должна?

— Сами и сказали, — с уверенностью заключил Марк. — Так ведь? Обидеть его хотели, больно сделать, верно?

Она злобно пыхтела, грудь ходила ходуном. На лице были безобразные красные пятна. Помолчала, а потом как будто что-то в ней переключилось — она подбоченилась, откинула волосы на спину:

— Да он сам виноват, ни на что не годный был мужик-то! Даже не мужик, так — тьфу! Одни мотоциклы на уме! Да что я, дура, такому верность хранить? Ему железяка его дороже всего на свете была!

— Это неправда, мама! Он-то как раз любил тебя!

— Скажешь тоже! Да он женился-то по залёту!

Я непонимающе сдвинула брови. Я знала, что меня зачали ещё до брака, но никогда не слышала, что это не было запланировано. Наоборот, папа всегда утверждал, что они меня хотели.

— Чего смотришь! — зло усмехнулась мать. — Я аборт сделать хотела, да он запретил. Сказал, что женится. Я, дура, и купилась. Знала бы, что он все деньги на мотоциклы просаживать будет, ни за что бы не вышла. Как будто я рожать хотела! Куда мне дитё в восемнадцать лет?

Мне сделалось так больно, как будто воткнули нож под рёбра. Давно зарубцевавшаяся рана сейчас вскрылась и безжалостно засвербела. Одно дело — пассивно знать, подозревать, что мать тебя не любит. Другое — узнавать, что вообще никогда тебя не хотела, что родила только потому, чтобы удачно выйти замуж. А когда выяснилось, что не совсем удачно, тогда ни ребёнок, ни сам муж стали ей не нужны. Думаю, она не разводилась с отцом только потому, что даже «просаживая все деньги на мотоциклы», семью он всё же обеспечивал, да так, что мать могла сидеть у него на шее, свесив ножки. Она на работу-то вышла только после его смерти.

Мать посмотрела на моё лицо, вдруг засмеялась:

— Да я со всеми друзьями его спала. У него такая рожа делалась, когда узнавал. Ну и про Зубченко, да, я сболтнула. Он из дома вылетел как ошпаренный, помчался ему рожу бить. Ну я позвонила, предупредила. Да Зуб сам-то хорош! Обещал всё уладить, а сам обвёл меня вокруг пальца, ободрал как липку, за квартиру размен деньги стряс, бизнес задарма практически получил. Туда же, женюсь, женюсь. А как получил своё — удрал, хвост поджавши!

— Ну вы и сука, тёщенька, — над головой прозвучал голос Марка, а сильные руки крепко обняли меня.

Я признательно уткнулась носом в его рукав, вдохнула родной запах, и мне стало немного легче.

Господи, как же противно. Как противно иметь что-то общее с ней, с этой отвратительной, гнилой до самого нутра женщиной. Может быть, и впрямь было бы лучше, если бы она сделала аборт.

Но нет — мысль мелькнула и ушла. Пусть мать всегда меня ненавидела, у меня был отец. У меня была его любовь, был его ласковый голос, его сказки по вечерам, слегка сумасшедшие, но добрые, были мотоциклы и вообще весь мир, который я полюбила потому, что познакомил меня с ним отец. А сейчас у меня есть Марк, и всё это потому, что я жива.

Да, она всё же дала мне жизнь, хотя бы за это я должна быть ей благодарна — но это всё. Больше можно не иметь с ней дела. И пусть подавится своей квартирой! Пусть всё здесь останется близнецам.

— Ты мне похами ещё тут! Грубиян! Всё? Узнали, что хотели? Уматывайте! — мать ринулась к входной двери.

Марк хотел ещё что-то сказать, но я потянула его за руку:

— Пойдём.

Я уже узнала всё, что хотела узнать. Да, скорее всего мать сама ни в чём не участвовала. Сболтнула по глупости или, как Марк и предположил, из желания сделать отцу больно. Но косвенно именно из-за этого отец и погиб, скорее всего.

— Скажи мне только одно, — я обернулась уже на пороге, — когда его хоронили, ты ведь уже знала, что это убийство?