Категории русской средневековой культуры

Ученый хорват, во второй раз прибыв в Москву, сразу же написал прошение царю, переданное в Посольский приказ. В нем, в частности, говорилось, что славяне не ведают своей собственной старины, а в книгах других народов можно найти «множайшие басни» о Русском государстве и обо всем народе «словенском». Пример — книга Адама Олеария, изданная на немецком языке и переведенная на итальянский. Между тем необходимо написать правдивую книгу. Он, Юрий Крижанич, мог бы стать придворным летописцем! В этом же прошении под заголовком «О лжи, о работе и о невольстве» Крижанич заметил, что поляки, в государстве которых нет порядка, лживо утверждают, что в Русском государстве «несть ни единые вольности, но паче есть пущее тиранство и нанужнейшая работа». Необходимо дать опровержение и этой клевете.

В следующем разделе послания — об именовании «царском», Крижанич задевает за живое царя, прямо указывая ему на то, что в европейских государствах никто «царем» русского монарха не называет, а только «великим князем». Делают это европейские государи специально, чтобы его унизить. И тут Крижанич готов показать «худобность» тех, кто так считает.

Наконец, он видит себя, помимо прочего, библиотекарем, составителем исторических сочинений, а также переводчиком таких иностранных книг, которые расскажут правдиво о других странах и народах. Крижанич высказал мысль о необходимости составить грамматику и лексикон русского языка. Это последнее и было поручено ему, наивно считавшему, что кто-то легко допустит иноземца, да еще и католика, до персоны русского царя и даст возможность на него влиять... В короткое время Крижанич познакомился со многими видными деятелями Русского государства (боярин Б.И. Морозов, Алмаз Иванов, Ф.М. Ртищев и др.) и заинтересовал их собою. Кроме того, 19 января 1660 г. Крижанич наряду с другими иностранцами удостоился чести быть приглашенным во дворец Алексея Михайловича. То, что с ним произошло в 1661 г., можно было бы, вероятно, отнести к разряду случайностей, если бы Крижанич был русский человек. Для него же, воспитанного в культурных условиях Западной Европы, вполне закономерно было оказаться в «сетях» такого института политического сыска, как слово и дело. Ничтожный случай решил судьбу ученого хорвата и привел его — без всякого судебного разбирательства — к ссылке в Сибирь, в Тобольск[548]. При этом приказано было дать ему на прокорм большие деньги (не всякий служилый человек такие получал) и поручить «государево дело», которое будет «пристойно». Сам Крижанич много лет спустя объяснял случившееся: «Некий бо господин меня о некоем деле спросил, и когда я мыслил наилутче отвечать и из чистого... сердца полезну речь произнести, тогда за мои грехи случилося мне погрешить и отвешать некое глупо слово, из которого слова он, господин, на меня сумню завзял; а чаю, что он об моем прежнем раденью не ведал. И за то слово я в ссылке 15 лет довольно бедности и муки претерпел»[549]. Тобольский воевода, узнав, чем Крижанич занимался в Москве, приказал ему продолжить составлять грамматику русского языка. Воевода не был уверен, что правильно понял царский указ, и в Москву был отправлен гонец, чтобы сообщить царю о прибывшем иноземце и уточнить, как быть воеводе дальше. До царя дошла эта челобитная, и он вновь подтвердил достаточно высокий статус ссыльного. В Сибири Крижанич подружился с архиепископом Симеоном, у которого брал книги для чтения. Так, ученый хорват познакомился с сочинением Иннокентия Гизеля «О мире человека с Богом», Книгой о вере, Прологом, Потребником Петра Могилы (1646), Кормчей книгой. Благодаря одному ссыльному поляку, он прочитал хронику Мартина Кромера, книги Цезаря Барония, «Мемуары» Филиппа де Комина. Позже, в 1668 г., он сблизится с митрополитом Корнилием, который будет помогать доставать нужную богословскую литературу, в частности, «Жезл правления» Симеона Полоцкого. Долгие беседы о вере между ними, конечно, определялись острым желанием Корнилия обратить Крижанича в православие, на что тот не соглашался. О глубине контактов между митрополией и Крижаничем свидетельствует также и то, что хорват-католик (!) составил — не без поддержки тобольского митрополита — «Обличение на соловецкую челобитную», полностью поддержав реформы Никона (см. подробнее гл. 4).

15 апреля 1663 г. он начал писать свой главный труд, так называемую «Политику»...