Но простого объединения человеческих рук оказалось недостаточно для того, чтобы защитить себя от нужды. Поэтому у человека возникает потребность в качественном усовершенствовании производительных сил, пока что состоящих из одних только его рук, головы, палок и камней, которые помогли бы ему с ней бороться. Сначала он изобретает, предположим, копье, потом лук, мотыгу, соху. И чем больше у человеческого общества становится копий, луков, мотыг и сох, то есть чем больше количественный рост изобретенных человеком производительных сил, тем более полно он удовлетворяет свою потребность в данном случае в пище. Я назвал бы это качественным удовлетворением потребности, когда благодаря количественному росту потребления происходит качественный скачок от состояния голода к качественно иному состоянию – состоянию удовлетворения. Желание отрицается. Давайте вспомним гегелевские законы перехода количества в качество, качества – в количество, отрицания отрицания, которые классики марксизма использовали для диалектико-материалистического объяснения механизмов развития природы и общества, так как дальнейший ход моих рассуждений, возможно, подтвердит их правоту.
Однако отрицание одной потребности не приводит к тому, что человек вовсе перестает желать. Он начинает испытывать потребность в чем-нибудь еще: сначала, к примеру, в не однообразной пище, а в разнообразной; сначала хоть в какой-нибудь одежде, потом в теплой одежде, потом в теплой и удобной одежде, потом в теплой, удобной и красивой одежде; сначала хоть в какой-нибудь крыше над головой, потом в уютном доме, потом в большом, уютном и красивом доме. Другими словами, качество переходит в количество, происходит количественный рост потребностей, которые требуют удовлетворения и находят его благодаря накопленному опыту, новым открытиям, изобретениям и идеям в дальнейшем качественном совершенствовании производительных сил. Оно заключается, с одной стороны, в создании принципиально новых, до сих пор неизвестных средств и методов производства, с другой – в повышении производительной силы труда, когда одна единица рабочей силы начинает производить большее количество продукта, из-за чего потребности, первоначально доступные единицам, становятся доступны сначала большинству, а со временем – всем. Вот, к примеру, эти стулья, на которых мы сидим. Еще несколько веков назад они могли бы стать украшением покоев какого-нибудь знатного барона, а теперь стоят в каждом доме.
Или, например, автомобиль: еще в начале века первые автомобили, на которых мы теперь даже не рискнули бы передвигаться, могли быть собственностью лишь очень состоятельных людей. Теперь же в экономически развитых обществах они доступны большинству.
III
От таких совсем неинтересных ей разговоров Ленку стало клонить ко сну. Она намаялась за день, до обеда постирав, приготовив кушанье, которое теперь в основном стояло на столе, а после обеда помогая Федьке на пасеке. Звуки чужого разговора доносились до нее всё глуше и глуше, пока она и вовсе не заснула прямо здесь, сидя на диване. Но перед этим она всё ж успела подумать, что Игорь Николаевич такой же недоумок, как и все остальные мужчины, и что завтра ей опять придется рано вставать, обслуживать гостя, а если тот уедет, перестирать использованное им постельное белье.
И приснился Ленке сон, будто…
Стоит она на берегу не то моря, не то озера – всё, что впереди, покрыто густым непроницаемым туманом. Она стоит одна, по привычке перегнувшись через борт моторки, и пытается разглядеть уже не то, что находится на дне лодки, а что там – впереди. Сзади кто-то подошел к ней и обнял за талию так, что пальцы его достали до ее живота. Она не оборачивается, но знает, что это Игорь Николаевич.
– Ленка, чего бы тебе хотелось больше всего? – спрашивает Игорь Николаевич голосом ее бывшего учителя истории, который на днях помер.
– Чтобы туман рассеялся и солнышко вышло.
– Глупая! – почему-то сердится Игорь Николаевич. – Что тебе за радость от того?
– Как же? Мне холодно и одиноко. А так я буду не одна.
– А что если оно совсем не выйдет?
– Выйдет, – убежденно говорит Ленка.
– А что если оно выйдет, да уж поздно для тебя – когда ты уж ни к тому, ни к другому будешь негодна? – не унимается Игорь Николаевич.
Ленка не понимает, к чему это – к тому или к другому, пугается, пытается обернуться назад, но не может.
– Что же мне делать? – отчаянно спрашивает она.
– Ты уже не хочешь ждать солнца?
– Хочу.
– Верно. Но люди научились пережидать непогоду, – вкрадчиво говорит Игорь Николаевич. – Они разводят костры, строят дома, проводят свет. И тогда будущее уже не кажется им таким ужасным и туманным.
Он отпускает Ленку и делает несколько шагов назад.
Ленка оборачивается, но не видит ничего, кроме неясного силуэта.