Катя

— Да, обширный по передней стенке. Завтра вы его увидите.

— Люба, я прошу…

Она не дала договорить.

— Я с ним останусь, не беспокойтесь. По крайней мере попытайтесь не беспокоиться, он же чувствует вас.

Я молилась. Вслух и про себя. молилась не переставая. И пусть я не знала ни одной молитвы, да и в Бога то не особо верила, но я думала, что если он есть, то обязательно услышит меня, даже если я молюсь не по правилам. Должен услышать, я ведь от всей души, и не за себя…

А Рома так и не отходил от меня.

Часть 27

После операции я вышла на работу лишь через три месяца. И связано это было вовсе не с моей болезнью, а с медленным восстановлением Александра Валерьевича после третьего инфаркта. Вот не поверите, но он потерялся сам в себе. Он сник и утратил всю свою жизнерадостность. Мы с Сашенькой просто заставляли его подняться утром, съесть завтрак, пойти погулять. И шли с ним. Или вместе провожали сына в школу. Я говорила с ним, просила, просто умоляла жить как раньше, но он не мог.

Все решила Люба. Она очень громко и, видимо, доходчиво поговорила с отцом, потом оформила нам визы и купила путевки на юг Франции.

Мы улетели втроем. Там он встретился со своими зарубежными коллегами, которые, как по мановению волшебной палочки, тоже приехали отдохнуть с семьями, у него появились новые идеи, и он ожил. Александр Валерьевич сел за работу. Он оживленно рассказывал мне свои идеи, причем как научные, так и коммерческие. Я, конечно, врач, но то, что он мне говорил, звучало так, будто он излагал свои мысли на турецком языке. Когда в середине, а порой и в конце своей лекции, он обращал внимание на мое растерянное лицо, он прижимал меня к себе и задорно смеялся.

— Катенька, а я оперировать не умею и даже не берусь, но, по-моему, я очень неплохо придумал.

— Саша, мне нравится все, что ты делаешь. Только когда болеешь, не нравится.

И он снова смеялся. Короче, отдых удался на славу.

По возвращении в Москву, мы еще месяц провели в санатории и только потом одновременно вышли на работу.

Роман меня встретил немного сухо. Он был исполняющим обязанности. Думаю, что заведовать ему очень даже понравилось. Мое появление снова возвращало его ступенькой вниз, а ему надо было расти и, конечно, заведовать он мог бы. А вот быть моим начальником не мог.

Правда, уже через пару часов общения, я поняла, что несправедлива к Роману. Дело было вовсе не в должности, а в женщине. Три месяца, сильно изменившие мою жизнь, изменили и его личную жизнь. Он встретил ее, а может, она встретила его и смогла ему дать понять, что она та самая, которая ему нужна. Он же считал себя виноватым передо мной, что встретил ее. Вот такой калейдоскоп чувств, а задействованы всего четыре человека. Рассказывал он мне все, что с ним случилось, очень сумбурно и немного смущаясь. Но факт оставался фактом. И самое интересное, что она оказалась тем врачом-ординатором, которого я сама взяла на работу, буквально за день до того, как загремела на операцию.

Звали ее Ирина Николаевна. Стаж работы — два года в родильном доме номер два в городе Красногорске.

Но она была москвичкой. Молодая. О ее внешности я ничего сказать не могла. Я ее просто не помнила. Девочка с хорошей характеристикой и просто замечательными рекомендациями. Я была лично знакома с ее бывшим завом. Я хотела посмотреть ее в деле, но не успела. Я вообще забыла о ней. Просто подмахнула заявление и отправила к директору. Это он уже с ней беседовал и он ее взял на работу. Значит, она чего-то стоила.

Рома долго и очень поэтично рассказывал, какие у нее синие глаза в обрамлении густющих и длиннющих ресниц.

— Накладных? — почему-то спросила я.

— Нет, просто накрашенных, — ответил Рома.

— Проверял? — опять зачем-то брякнула я. — Рома, ей лет сколько? Ты за совращение малолетней под статью не пойдешь?

— Не понял, Катя. Это вот сейчас ревность была? А академик твой как? Так я старше Ирочки на двадцать лет, а Александр Валерьевич имеет разницу в тридцатник с некоторыми дамами. Так они от него еще и залететь умудряются. Так как, Катя?

— Проехали, Рома. Дело твое. Просто ты мне в определенном смысле дорог. Вот я и беспокоюсь.

— Как отдохнули? — уже миролюбиво спросил он.

— Нормально, мы с Сашенькой и Любой его еле как в строй вернули.

— Да! Ему скоро восемьдесят.

— Нет. Не скоро. У нас еще года четыре есть.

Я не знала тогда, что предрекала свою судьбу. Да и никто не знал.

Оперировать я начала только со следующего дня.

Следующие несколько месяцев были просто буднями — с беготней, родами, обходами, операциями. Все как всегда. Рома был влюблен или сильно увлечен. Объект его желаний я не трогала. Пусть ее сам воспитывает.

***

Звонок внутреннего телефона оторвал меня вечного ежеквартального отчета. В трубке раздавался баритон моего мужчины.

— Катя, срочно ко мне. В одежде, в уличной одежде.

— Тебе плохо?

— Мне хорошо, но сейчас будет плохо нам обоим. Нас вызывают к директору школы. Наш сын что-то там натворил.