Катя

Борисов, на правах зама и с одобрения Корецкого, затеял реконструкцию клиники. Сделал ее научно-исследовательским институтом, добился разрешения на расширение территории и услуг, а также на строительство новых корпусов.

Ежедневно он докладывал обо всех изменениях Александру Валерьевичу.

Когда Александр Валерьевич получил из Штатов монографию Борисова, которую тот посвятил своему учителю и наставнику, он воспрял духом, даже ходить стал немного лучше. Попросил устроить семейный ужин. Был весел и даже не реагировал на ворчание моей мамы. С Сашкой Борисовым он проговорил почти до утра.

Прошла неделя. Наступил понедельник. Борисов проводил утреннюю планерку. Я отчитывалась по отделению. Все перешептывались, на безымянном пальце у меня было обручальное кольцо. Да, сегодня я носила его открыто. Пусть видят, пусть знают. Не всю же жизнь мне его на цепочке на шее носить. В конце планерки Саша объявил, что в три часа состоится общее собрание института.

В двенадцать в институт приехал Александр Валерьевич с нашим сыном Сашей. Он провел его по всем подразделениям, познакомил со всеми сотрудниками, и каждый раз представлял мальчика:

— Мой сын — Александр Корецкий.

К обеду народ гудел. О визите директора с сыном говорили все. Обсуждался возраст мальчика, на кого он похож, его полное внешнее несходство с Любой. Особенно всех поразило то, что у Корецкого тоже вдруг появилось обручальное кольцо. Народ не мог дождаться общего собрания. Повестка дня была неизвестна, но все понимали, что происходит смена руководства. Народ от простого любопытства перешел в состояние паники. Если придет новый директор, неизвестно, что будет с институтом, найти работу в Москве не так просто. Люди привыкли к нынешней работе, к стабильному заработку, а, как известно, новая метла по-новому метет. К трем часам в зале были все. Никто не опаздывал, никто не старался пропустить собрание. Академик Корецкий взял слово.

— Дорогие мои коллеги. Сегодня наступил день, когда я прощаюсь с вами. Для меня это очень тяжелый день. Здесь прошла моя жизнь. В это здание я пришел на работу после окончания института и, на сегодняшний день, я являюсь самым старым сотрудником клиники, я проработал с вами почти шестьдесят лет. Всю свою жизнь я посвятил работе и нашему учреждению. У меня было много учеников, которые трудятся в разных клиниках и институтах страны. Я работал в зарубежных лабораториях. О нас знают во всем мире и с нами считаются. Четыре года назад я выкупил клинику у государства и сделал ее закрытым акционерным обществом. До прошлой недели я был единственным владельцем акций. Но я понял, что уже стар, я не могу продолжать руководить, и я ухожу. Сегодня я сообщаю вам, что акции я распределил между членами моей семьи, не в равной мере, а в соответствии со способностями к руководству данным учреждением. Мой сын, Корецкий Александр Александрович, получает двадцать процентов акций, до его совершеннолетия в совете акционеров будет моя супруга, с которой я прожил последние двадцать лет — Замятина Екатерина Семеновна.

Зал загудел. Никто никогда не подозревал, что я жена Корецкого. Александр Валерьевич продолжал:

— Контрольный пакет — пятьдесят один процент — я оставляю моей дочери, доценту Корецкой Любови Александровне. По ее работе и ее способностям, я думаю, что это моя достойная смена. Двадцать процентов акций я передаю моему лучшему ученику, который в свои тридцать три года уже превзошел меня как ученый и руководитель, это единственный не кровный родственник, которому я оставляю акции — профессор Борисов Александр Борисович. И последние девять процентов я оставляю моему внуку — Корецкому Валерию Александровичу. До его совершеннолетия распоряжаться ими будет его отец — Борисов Александр Борисович. Таким образом, вне зависимости от того, кого в министерстве сочтут достойным должности директора, реальная власть всегда будет у совета акционеров. Можете продолжать спокойно работать, смена руководства на вас не отразится. Большое спасибо за внимание. Особенное спасибо за совместную работу и прощайте, господа.

Он ушел. Многие плакали. Все шептались, что-то обсуждали. Равнодушных не было. Корецкий покинул клинику, как и пришел, в сопровождении сына.

Я вернулась в свой отдел. Сотрудники провожали меня глазами, но молчали. Я была им признательна, что не лезут в душу со своими вопросами. Мне и так было жутко тяжело. Я вызвала Романа.

— Рома, мне надо в отпуск.

— Надолго? Или до конца?

Я лишь кивнула головой.

— Ты на работе отвлекаешься. Может, хоть на полдня останешься?

— Нет, я ему нужна. Я не прощу потом, ни себе, ни тебе.

— Хорошо, я буду тебе сообщать, что и как здесь, буду звонить.

— Заходи. Ты знаешь, где мы живем.

Через два месяца Корецкий умер.

Он разбудил меня ночью, дотронувшись до руки. И его не стало. Вот так закончилась история любви всей моей жизни.