В этот день можно было посмотреть телевизор, по которому транслировалась пара советских каналов, — старенький движок с трудом справлялся с нагрузкой, — если телевизор работает, утюг уже не включишь.
К банным процедурам ротный относился серьёзно и с вдохновением. С первых дней приезда на заставу его огорчало отсутствие привычных трав, а особенно мяты, — для придания банному пару особенного, неповторимого аромата.
В одну из поездок по долине, где жизнь теплилась только вокруг арыков и других водных источников, его заинтересовал большой куст, почти в человеческий рост, листья которого, потертые пальцами, — о, чудо! — издавали мятный аромат. Решение было найдено, — с тех пор банный ритуал стал служить истинным отдыхом для души и тела.
Использование трав на 24-й, не только для банного пара, было известно в самых широких кругах дивизии. По инструкции, в связи с таким распространенным явлением, как инфекционные заболевания, — гепатит, малярия, лихорадка и всякие прочие гадости, бойцам положено было пить только кипячёную воду. На афганском пекле, особенно недавно прибывшим молодым бойцам, пить хотелось часто, буквально вёдрами, — потом проходил период адаптации, и потребление жидкости снижалось. Для этих нужд на заставе стояла огромная ёмкость с постоянно кипятящейся водой, в которую, для улучшения вкуса, поначалу кидали верблюжью колючку, имевшую к тому же антисептический эффект. Остывший напиток напоминал вишневый компот и был гораздо приятнее обычной кипяченой воды: приезжавшие по разным делам на заставу солдаты и офицеры всегда набирали его с собой «про запас». Потом любознательный ротный нашел в горах какое-то растение, напоминавшее по внешнему виду очень плотные кусты роз, заварил срезанные побеги кипятком, — и был ошеломлён полученным результатом: получившийся отвар напомнил вкус школьного детства с запахом сушеных груш в родной Украине. Таким образом стали разнообразить питьевой рацион. Набирая в обшитую брезентом фляжку горячий «компот», её окунали в воду и оставляли на солнце: так жидкость быстрее остывала. Брезент высыхал, и процедуру повторяли два-три раза, — такой способ охлаждения многие узнали впервые…
За санитарией на 24-й следили тщательно: привезенную с промоины воду сразу хлорировали, а перед входом в столовую стоял большой чан с густым раствором хлорки: каждый, идущий в столовую, окунал в этот раствор руки, после чего они покрывались «белыми перчатками». Несмотря на это, за время службы различными инфекциями переболели почти все, и солдаты, и офицеры, редко кому удалось избежать этой участи. В медицинской комиссии, которую проходили перед отправкой в Афган, существовала даже такая присказка: «Желтухой болел?» — «Нет» — «Переболеешь!»
При различных ссадинах и царапинах, а также такому распространенному явлению, как обгоревшие уши, обращаться к медикам считалось даже неприличным…
Замполит роты Александр Фаррахов, раздобывший где-то заживляющий крем быстрого действия, выстраивал бойцов, и лично проводил осмотр и оздоровление, смазывая царапины на руках и уши пострадавших, — афганские панамы не спасали от палящего солнца, когда температура могла подниматься выше шестидесяти градусов, — нежная кожа на ушах буквально сворачивалась и облазила до кровавых ран.
Нач. связи Давыдкин, комбат В. Болтиков, врач С. Тришин
Заболевших лечил чаще всего батальонный врач Сергей Тришин, — каждый доклад о случаях заболеваний в дивизию вызывал нарекания со стороны вышестоящего начальства, это было ЧП, и попадать в списки «нарушителей» никому не хотелось. На каждой заставе был санинструктор, выполнявший предписания врача, поэтому обходились обычно своими силами. В госпиталь в Кабул отправлялись только в исключительных случаях. Среди солдат даже бытовало мнение, что именно Кабул служит источником заразы: когда приезжали по разным делам в дивизию, казалось, что в городе даже дышится хуже, чем на родной заставе. Свой горный воздух казался чище, заснеженные вершины гор — красивее и величественнее, чем унылый городской пейзаж. Кабул — полуторамиллионный тогда город, действительно в дневное время выглядел серо и невзрачно, а раскалённый воздух на узких улочках, казалось, был пропитан микроскопической глинистой пылью, которая при строительстве полностью заменяла цемент, не требуя никаких добавок.