Катька – пограничная собака

Катькин путь лежал как раз мимо этого места, — она как-будто знала, что здесь безопасно. Огрызнувшись стоящему на посту у въезда на заставу молодому бойцу, — он был ей незнаком, из новеньких, видимо, она направилась прямым ходом на кухню, — там, у двери стояли обычно миски с едой.

Возле столовой она столкнулась со старым знакомым — сержантом Маратом Гарифовым, куда-то озабоченно спешащим. «Наверное, опять в разведку», — подумала Катька. Марат, которому неугомонный Олег Яковлев дал прозвище Шерхан, был командиром отделения десантного взвода. Иногда по два-три десантника с 22-й верхней брали на усиление разведвзвода, который базировался при штабе батальона на 22-й нижней. Путь их проходил часто через 24-ю, поэтому Катька разведчиков знала. Их возвращение из прошлого рейда вызвало беспокойство в батальоне: группа пришла с опозданием на трое суток. А задержка была вызвана тем, что на пути возвращения группы с вертолёта были разбросаны лепестковые мины, — там ожидался проход духовского каравана. Командира группы по рации предупредили, чтобы затаились и пересидели трое суток, — за этот срок несработавшие мины должны были взорваться сами по себе.

Со стороны её пробежка по заставе выглядела, как деловой осмотр вверенной территории, — весь её вид говорил о том, что она на службе, а не потому, что решила скрыться с глаз приехавшего начальства. Взмахом хвоста, и как-будто даже лёгким кивком, она приветствовала вычислителя артиллеристов сержанта Киселёва. Он, в понимании Катьки, был важным специалистом на заставе: от его вычислений зависит точность поражения цели, ведь стрелять иногда приходилось и через головы своих. 22-я одна была оснащена тяжелым оружием, и, когда духи накрывали соседние заставы, от её работы зависело многое, — обстрел дальних рубежей должен был быть предельно точным.

Ещё одна встреча привлекла её внимание: это был человек, которого называли непонятным словом «реалист», — по каким-то внутренним критериям Катька относила его работу в разряд значимых. Применять датчики контроля территории «Реалия-У» стали в начале 87-го года. Их устанавливали в наиболее вероятных местах прохождения духов, сигнал датчика, сработавшего на движение техники, людей, или вьючных животных, передавался на пульт управления, находившийся на 22-й верхней. Все места установки были пристреляны, — оставалось только отработать нужное место артиллерией, что и происходило каждую ночь на сработавшие датчики. Благодаря умным приборам удавалось избежать многих неприятностей, если к таковым относить спасенные солдатские жизни.

Определив по закатывающемуся солнцу, что проверяющие уже точно покинули заставу, — такие приезды всегда ограничивались светлым временем суток, — Катька засобиралась домой. Проведя контрольный осмотр всех доступных ей углов, она двинулась к 24-й своими, ей одной известными, тропами.

Рано утром следующего дня Катька увидела выходящего из баньки старшину с чудной фамилией Крапива, сокрушенно мотающего головой. Бойцы между собой иногда называли его Шерлоком Холмсом, — он безошибочно обнаруживал все «неуставные» заначки. Так и сегодня: какие черти понесли его с утра пораньше, перед помывкой 25-й заставы, в баньку, — одному богу известно. А там, за печкой, стояла брага из имеющегося в изобилии винограда, — кто именно оплакивал потерю обнаруженного прапорщиком запаса, осталось невыясненным, поскольку прямых доказательств не было. Однако за наиболее предприимчивыми старшина Крапива поглядывал…

А. Фаррахов, А. Жадан, М. Крапива, сзади С. Тарасов

Старшина, несмотря на свой малый рост и дотошность, пользовался уважением. Он тщательно следил за распределением солдатских и офицерских пайков, и не дай бог, чтобы кто-то вздумал нарушить справедливость: прапорщик не смотрел на звания и чины, занимая жесткую и непримиримую позицию. Уважали его и за то, что, находясь на такой «хлебной» должности, все его мысли были направлены на хозяйство заставы, — он никогда ничего не брал для себя лично. Его «дипломат», в котором лежал единственный спортивный костюм «Адидас» позже, при погрузке на самолёт в Союз, вызывал улыбки рядом даже с солдатскими чемоданчиками, не говоря уже о солидном багаже старших офицеров.

Как-то Гену Соболя отправили на 22-ю нижнюю за хлебом, который там пекли для застав восьмой роты. На обратном пути навстречу БМП выскочили бачата из близлежащего кишлака и стали клянчить «бакшиш». Сердце бывшего пионервожатого не выдержало: он дал стоящему ближе всех пацану булку хлеба. Тут же потянулись и остальные. Сам не заметив, как, Генка раздал мешок хлеба. Старшина Крапива обнаружил недостачу сразу же, и наехал на Соболя: «Где ещё мешок? Продал?» Выслушав Генкины объяснения, пожурил, конечно, но строго наказывать не стал…

Банный день на заставе считался выходным, исключение составляли только те, кто находился на боевом дежурстве.

Бойцы приводили в порядок форму, писали письма домой, кто-то уделял время занятиям спортом.