Михаил Горбачев в суд не явился. На пресс-конференции 17 августа он заявил, что, даже если его приведут в суд в наручниках, он не скажет там ни единого слова, а позднее добавил, что на процессе КПСС его хотят «дискредитировать или использовать». В ответ суд наказал его штрафом в размере 100 рублей. По просьбе суда Горбачеву был воспрещен выезд из России вплоть до дачи показаний.
В итоге суд принял половинчатое решение: он признал неконституционными руководящие структуры партии, но сохранил первичные организации, поскольку они, по мнению суда не нарушали статус общественных организаций. Как писал судья Кононов, это постановление «одновременно устраивало и не устраивало обе стороны именно в силу недоговоренности, неопределенности и возможности различного толкования». Исполнять решение КС никто не стал. Коммунистическая партия благополучно возродилась.
Катынское дело в рамках «дела КПСС» рассматривалось поверхностно. Документы «особой папки» в экспертное заключение, составленное представителями президента, включены не были. Там сказано лишь, что «есть веские, хотя и косвенные основания полагать, что расстрел польских офицеров был санкционирован Политбюро ЦК ВКП(б) на заседании 05.03.1940 г.». Обновленная редакция заключения готовилась к судебному слушанию 7 июля, а «пакет № 1» был обнаружен в президентском архиве 24 сентября. Откуда авторам заключения стала известна не только точная дата, но и сам факт существования протокола Политбюро, не упоминающийся ни в каких опубликованных ранее документах? Вполне очевидно, что эта осведомленность — результат утечки, которую допустило одно из должностных лиц, знавших о существовании протокола до его повторного обнаружения в архиве президента. 14 октября президентская сторона ходатайствовала о приобщении к делу документов «особой папки». 22 октября суд постановил в удовлетворении ходатайства отказать.
Представители КПСС поставили под сомнение аутентичность бумаг. Представлявший документы Сергей Шахрай был не готов к такому повороту. Как писал впоследствии эксперт Юрий Слободкин, «для представителей президентской стороны обвинение в фальсификации документов явилось настоящим ударом. Они старались не показывать растерянности и даже пообещали представить «подлинные архивные документы», но, разумеется, никаких подлинников никому и никогда не предъявляли». К аргументации Слободкина мы еще вернемся.
Желая помочь представителям КПСС, бывший сотрудник ЦК КПСС Валентин Александров направил им письмо, в котором изложил по памяти все, что ему по долгу службы стало известно по катынскому делу. Поскольку он был помощником секретаря ЦК Медведева, а затем Фалина, через его руки прошли все бумаги, связанные с подготовкой решения о передаче катынских документов Ярузельскому в апреле 1990 г., — вся закрытая служебная переписка начиная с осени 1987 года. Александров особо подчеркивает, что в 1988–1989 гг. «остро этот вопрос поляками не ставился» (хотя и «выражалась неудовлетворенность крайне медленным освещением «белых пятен» истории»), — в его версии, инициаторами признания правды о Катыни были высокопоставленные сотрудники ЦК. Александров нисколько не сомневается в виновности советской стороны. По его словам, сокрытие истины об этом преступлении было делом рук не партии, а Горбачева и его ближайшего окружения, за действия которых партия не должна нести ответственность. «Утаивание документов, — писал Александров, — стало проявлением противопартийных действий со стороны горстки людей, поставивших себя над, а следовательно, и вне КПСС».
Нетрудно увидеть в этих обвинениях логику Хрущева, который тоже обвинял Сталина и горстку его клевретов, но не партию. Однако тактика защиты, предложенная Александровым, вождям КПСС не понравилась, его записка Конституционному суду не представлялась.
В тексте постановления КС по «делу КПСС» Катынь не фигурирует. В особом мнении судьи Кононова Катынь упоминается в одной фразе, но зато эта фраза содержит правовую квалификацию расстрелов: «Как военное преступление можно расценить уничтожение по постановлению Политбюро ЦК КПСС тысяч польских военнопленных в Катыни и других местах». Это единственный в катынском деле судебный документ.
После публикации ключевых документов встал вопрос о юридической ответственности виновных. На него должна была ответить Главная военная прокуратура. Во время своего официального визита в Польшу в августе 1993 г. Ельцин обещал: «В атмосфере взаимопонимания и доброй воли были выяснены обстоятельства катынского преступления, виновники которого будут наказаны».
Действительно, в это время следственные действия шли полным ходом. По существу, следователи ГВП выполнили ту задачу, от исполнения которой уклонился Конституционный суд. Но для этого им пришлось проделать колоссальный объем работы — не только установить обстоятельства расстрелов, но и вскрыть технологию последующих фальсификаций. Результаты этой работы поражают своей скрупулезностью, профессионализмом, добросовестностью и юридической основательностью.