Кавалер Красного замка

— По крайней мере, так он сказал.

— В таком случае я пойду к нему, — сказал Лорен. — Если мы разминемся, скажи, что я был и вернусь.

— Постойте, — сказал Сцевола.

— Что такое?

— Я слышу его шаги на лестнице.

— Право?

— Будьте уверены.

И почти в то же мгновение дверь отворилась и вошел Морис.

Лорен быстро взглянул на него и, видя, что в нем нет ничего необыкновенного, сказал:

— Наконец-то!.. Я жду тебя битых два часа.

— Тем лучше, — с улыбкой отвечал Морис, — ты успел за это время наделать двустиший или четверостиший.

— Ах, любезный Морис, — произнес импровизатор, — я перестал сочинять.

— Двустишья и четверостишья?

— Да.

— Ого! Значит, скоро конец света?

— Морис, друг мой, я скучаю…

— Ты скучаешь?

— Я несчастен.

— Ты несчастен?

— Что делать! Упреки совести.

— Упреки совести?

— Да, да, — сказал Лорен. — Или ты, или она — середины не было. Ты или она… Ты знаешь, я не колебался. Но видишь ли, Артемиза в отчаянии: это была ее подруга.

— Бедная девушка!

— И так как Артемиза дала мне ее адрес…

— Гораздо лучше бы ты сделал, если б дал всему идти своим чередом.

— И значит, вместо нее теперь ты был бы приговорен к смерти? Умное рассуждение! А еще я приходил к тебе советоваться.

— Все равно говори, в чем дело?

— Понимаешь ли, мне хотелось предпринять что-нибудь, чтобы ее спасти. Если б я дал или получил за нее порядочного пинка, право, кажется, мне было бы легче.

— Да ты с ума сошел, Лорен, — сказал Морис, пожимая плечами.

— Как ты думаешь: не вступиться ли за нее перед революционным трибуналом?

— Теперь уже поздно. Она осуждена.

— Право, — сказал Лорен, — противно видеть, что губишь такую девушку.

— Тем более противно, что мое избавление повлекло ее смерть. Но знаешь, Лорен, мы можем сколь-нибудь утешиться мыслью, что она была заговорщица.

— Да кто же в наше время не заговорщик во Франции?.. Бедная женщина!

— Однако же не слишком жалей, мой друг, и, главное, не жалей вслух, а не то и нас потащат вместе с нею. Поверь, что и мы не слишком отстранены от обвинения в соучастии. Не дальше как сегодня капитан егерей Сен-Ле назвал меня жирондистом, и я принужден был ударить его саблей в доказательство, что он ошибается.

— Так вот отчего ты и возвратился так поздно?

— Именно.

— А почему не предупредил меня?

— Потому что в таких делах ты не годишься: тут надо было покончить сию же минуту, чтобы не начался шум. Мы взяли каждый, что было у нас под рукой.

— И эта каналья назвал тебя жирондистом, тебя, Морис!..

— Да!.. Теперь ты видишь, любезный друг, еще одна такая история, и мы лишимся популярности; а ты знаешь, Лорен, что в наше время слово «непопулярный» синоним слову «подозрительный».

— Знаю, — сказал Лорен, — от этого слова трепещут самые смелые. Но… все равно!.. Мне страшно пустить Элоизу на эшафот, не испросив у нее прощения…

— Чего же, наконец, ты хочешь?

— Я хотел бы, чтоб ты остался здесь, Морис, потому что тебе не в чем упрекать себя на ее счет. Я дело другое; так как я ничего не могу сделать для нее, то, по крайней мере, провожу ее, пойду вслед за ней, Морис… понимаешь… и если б только она подала мне руку…

— В таком случае и я пойду с тобой, — сказал Морис.

— Невозможно, друг мой! Только подумай: ты муниципал, ты секретарь секции Коммуны, тебя обвиняли, тогда как я был твоим защитником… Тебя сочтут виновным… Оставайся лучше… Я другое дело, я ничем не рискую и пойду.

Лорен говорил так убедительно, что нечего было и возражать. Стоило Морису обменяться одним знаком с Элоизой Тизон во время ее шествия на эшафот, тут же решили бы, что он соучастник.

— В таком случае иди, но будь осторожен.

Лорен улыбнулся, пожал руку Морису и вышел.

Морис открыл окно и послал ему прощальный знак рукой. Но прежде чем Лорен повернул за угол, Морис некоторое время смотрел ему вслед, и всякий раз, как будто повинуясь какому-то магнитному влечению, Лорен оборачивался, чтобы взглянуть на него с улыбкой.

Наконец, когда он исчез на набережной, Морис закрыл окно, бросился в кресло и впал в дремоту, которая у сильных характеров и крепких организаций служит предчувствием великих несчастий, потому что дремота этого рода похожа на тишь перед бурей.

Морис был выведен из дремоты или, вернее, забытья слугой, который бегал за какими-то делами в город и возвратился с чрезвычайно оживленным лицом, какое вообще бывает у слуг, когда они горят нетерпением сообщить господам свеженькую новость.

Но видя, что Морис занят мыслями, слуга не посмел его расстраивать и удовольствовался тем, что несколько раз без всякой причины прошел перед ним по комнате.

— Что такое? — небрежно спросил Морис. — Говори, коли что хочешь сказать.

— Ах, гражданин, еще заговор, да какой!

Морис пожал плечами.

— Такой, скажу вам, что волосы становятся дыбом, — продолжал Сцевола.

— Право? — отвечал Морис тоном человека, привыкшего к подобным новостям в то ужасное время.

— Да, гражданин, просто дрожь берет, как подумаешь — мороз по коже.

— Посмотрим, в чем дело?

— Вообразите: австриячка-то чуть не убежала.

— О?.. — заметил Морис, начинавший слушать внимательнее.