Но если они не думали о своем спасении, то за них думал другой. Молодой человек лет двадцати пяти, маленького роста, с голубыми глазами, без устали и с необыкновенной ловкостью и жаром махавший саперной саблей, которую, по-видимому, не в состоянии была поднять его женская рука, — молодой человек, заметив, что Лорен и Морис вместо того, чтобы бежать в дверь, кажется, нарочно для них оставленную отворенной, сражаются рядом с мюскатенами, обернулся к ним и шепнул:
— Бегите в эту дверь… Что мы здесь делаем — вас не касается… Вы только напрасно себя компрометируете.
Потом, видя нерешительность двух приятелей, он закричал Морису:
— Назад! Не надо нам патриотов! Муниципал Лендэ, мы аристократы!
При этом слове, при дерзости, с которой молодой человек объявил звание, в ту эпоху стоившее смертного приговора, толпа испустила безумный крик.
Но белокурый молодой человек с тремя или четырьмя друзьями, вместо того чтобы испугаться этого крика, толкнули Мориса и Лорена в коридор, дверь которого тотчас же заперли за ними, и снова бросились в схватку, увеличившуюся из-за приближения телеги, везшей жертву на эшафот.
Морис и Лорен, спасенные таким удивительным образом, в изумлении переглянулись как будто ослепленные.
Но они понимали, что нельзя было терять времени, и начали искать выход.
Выход этот был, как нарочно, приготовлен для них. Друзья вышли во двор и в глубине двора нашли скрытую дверцу, которая вела на улицу Сен-Жермен-Огзерруа.
В это время с моста Шанж съехал взвод жандармов, который вскоре очистил набережную, хотя из поперечной улицы, где стояли два друга, с минуту еще слышен был шум яростной схватки.
За жандармами ехала тележка, в которой везли на эшафот бедную Элоизу.
— В галоп, в галоп! — раздался голос.
Телега промчалась в галоп. Лорен увидел несчастную девушку, стоявшую с гордым взглядом и улыбкой на губах, но не мог обменяться с нею ни одним жестом, а она проехала, не заметив его в водовороте горланившей толпы.
Мало-помалу шум стал слабеть.
В то же время дверца, через которую вышли Морис и Лорен, снова отворилась, и из нее вышли в разорванных и окровавленных платьях трое или четверо мюскатенов. Вероятно, только они и уцелели из всей группы.
Последним вышел белокурый молодой человек.
— Увы, верно, это дело никогда не удастся! — сказал он и, бросив иззубренную и окровавленную саблю, кинулся в улицу Лавандьер.
XXVIII. Кавалер де Мезон Руж
Морис поспешил возвратиться в отделение, чтобы принести жалобу на Симона.
Правда, перед расставанием с Морисом Лорен нашел средство посущественнее, а именно: собрать нескольких фермопильцев, ждать Симона, как только он выйдет из Тампля, и убить его в схватке; но Морис формально воспротивился такому плану.
— Ты погиб, если будешь расправляться своими руками, — сказал он. — Уничтожим Симона, но уничтожим законным порядком. Это нетрудно будет сделать нашим юристам.
Итак, на следующее утро Морис отправился в отделение и представил жалобу.
Но как удивился он, когда президент, выслушав его, отозвался, что не может быть судьей в деле двух достойных граждан, одинаково одушевленных любовью к отечеству.
— Хорошо, — заметил Морис, — теперь я знаю, чем заслужить репутацию достойного гражданина. Созвать народ, чтобы убить человека, который вам не по душе, — это, по-вашему, любовь к отечеству! В таком случае я примусь за систему Лорена, которую имел глупость оспаривать. С нынешнего дня я покажу вам патриотизм, как вы его понимаете, и испробую его на Симоне.
— Гражданин Морис, — отвечал президент, — Симон может быть меньше твоего виноват в этом деле. Он открыл заговор, не будучи призван к этому своей должностью, открыл там, где ты ничего не видел, хотя обязан был открыть его; притом же случайно или с намерением — не знаем этого, — но ты потворствовал заговорщикам, был заодно с врагами нации.
— Я! — вскричал Морис. — Вот это новость! А с кем, гражданин президент?
— С гражданином Мезон Ружем.
— Я? — сказал ошеломленный Морис. — Я был заодно с кавалером Мезон Ружем?… И знать его не знаю и никогда…
— Видели, как ты с ним разговаривал.
— Я?
— Жал ему руку.
— Я?
— Да.
— Где же это? Когда?.. Гражданин президент, — сказал Морис, убежденный в своей невиновности, — ты солгал!..
— Ревность твоя к отечеству увлекает тебя слишком далеко, гражданин Морис, — сказал президент, — и ты сию минуту раскаешься в своих словах, когда я представлю доказательство, что сказанное мною — истина. Вот три различных доноса, обвиняющих тебя.
— Оставьте ваш вздор! — сказал Морис. — Неужели вы думаете, что я так глуп, что стал верить вашему кавалеру Мезон Ружу?
— А почему ты не веришь ему?
— Потому что это призрак заговорщика, готовый всегда составить заговор, чтобы присоединить к нему ваших врагов.
— Читай доносы.
— Читать я ничего не стану, — сказал Морис, — но объявляю, что я никогда не видел кавалера Мезон Ружа и никогда не говорил с ним ни слова. Кто не верит в честь моего слова — пускай скажет мне это в глаза, я сумею ответить.
Президент пожал плечами. Морис, не хотевший быть в долгу перед кем бы то ни было, сделал то же самое.