Как вдруг, с соседнего столика, я явственно услышала: «Максима похоронили. А как ты нашу-то дальнейшую жизнь представляешь?». Я и посмотрела. Там сидела парочка, такие, полусолидные. Сначала я не узнала, а тут женщина и говорит: «Да, жизнь моя совсем безрадостная. Хоть бы Петр Михайлович поправился, а то дом, как больница». «Ах, я думаю, так вот ты кто». И еще больше диву далась, потому что узнать Клавдию Ивановну было трудно. Видела я ее пару раз, но совершенно другую.
Одета на этот раз с претензией на моду. И видно, что не дешево ей стала экипировка. Может, она и всегда так одевалась, когда самостоятельно в свет выходила. Не могу сказать. Я ее только заботливой тетушкой Максима встречала.
И прическа. И не такая она старая. А кавалер у нее – он тоже на поминках рядом с отцом Максима находился. В ресторане она его Славой называла. «Максим погиб. Старик плох. Но нам с тобою жить да жить. Сколько ты у Ромина в наложницах была? По хозяйству ишачила?» – что-то в этом роде Слава ей втолковывал вполголоса. «Нам с тобою?» – она это растянула нарочито удивленно. «Да. Не тебе и мне. А именно нам с тобою». «Ты, что же это, жениться на мне хочешь, или как?». «Никаких или как. Я хочу на тебе жениться, потому что мы очень подходим друг другу. А женщина ты видная, у меня всегда все радуется, как взгляну на тебя».
– Я уже на них смотрела, ненавязчиво. В разговоре пауза, и, глаза в глаза, изучают друг друга. Потом Клавдия и спрашивает: «А как же ты поступки наши видишь, действия?». «Компания Максимова обезглавлена полностью. Скажи ты Петру, чтоб он меня управляющим пригласил. Четверть века я его заместителем протрубил. Ничего, справлялся. Он был доволен, должен помнить». «Это правда. Только мне такой вариант не нравится и не подходит». Клавдия сказала твердо, а Слава удивился.
– Это заместитель Ромина, Вячеслав Калинин, – вставил Гущин уточнение.
– Может быть. «Что тебе кажется неправильным?» – этот Вячеслав спросил. «Может, он тебя управляющим и сделает. А жениться на мне захочешь – так и выгонит. Верно ты сказал. В наложницах я и жила, как Людмила преставилась. Тут надо что-то другое выискивать». Потом они ерунду всякую плели. Типа – кокетничали. Это так нелепо выглядит у людей в возрасте. Я и пропускала этот вздор мимо ушей, мне-то что за дело. Но тут у них опять пауза за столом возникла. Глянула – Слава на нее смотрит, а Клавдия задумчивая. Вдруг говорит: «Надо фирму на себя переписать попробовать. Или помочь Петру Михалычу капитально от болезни избавиться».
– И так мне это не понравилось, что я и решила с вами поделиться.
– Не совсем в тему, но поворот неожиданный. Проверим, какое у них там лечение.
– А, может, и ерунда все, – сказала Дорофеева, прощаясь.
Между тем наступил Новый год. Отгремели фейерверки, отзвучали тосты, назагадали желания. Первый день две тысячи шестого тянулся медленно и безмятежно. Чуть заметное ускорение второго дня почти не ощущалось. Но мысли о том, что начало раскрутки времени следующего года положено, будили воображение и рисовали стремительность грядущих дней, неделей, месяцев.
Марина шла по заснеженному Тверскому бульвару от Никитских в сторону Пушкинской, размышляя о странных обстоятельствах, отныне поселившихся для нее здесь, в самом центре Москвы. Почти рядом со МХАТ, она, в паре с очень близким тогда Максимом, чудом избежала смерти. Что-то слегка отодвинуло неотвратимую гибель на колесах, в последний миг отклонило убийственный таран. И, может быть, зигзаг машины спровоцировал тогда бурный всплеск эмоций, едва, ошибочно, не принятых за любовь.
И, все-таки, смерть встретила Максима в том же обличии. Пусть потом, пусть не здесь.
Но к Никитским его принесли отпевать. В тот храм, где когда-то венчались Пушкин с Гончаровой. «Я знаю, жребий мой измерен». Выходит, что и впрямь, все в этой жизни отмерено.
Тогда откуда Алик Разин? Случайно знакомый Марине и так внезапно, глубоко, с летальным исходом, ворвавшийся в судьбу Елены. Этот неожиданный брат Игоря, друга Максима.
Для Игоря готовили частный кинопроект. А вышло такое кино. Отсняты ключевые моменты.
Но, странно, предполагаемое преступление Олега не делало его для Марины страшным, не будило мысли: «Я общалась с монстром». Ей искренне хотелось встретить Раузена вопросом: «Что случилось, Алик?». И убедить, что он не безразличен ей своей судьбой. И что-то говорило, что встрече этой быть.
– Анна Андреевна, какие разговоры, – только и сказала Марина, когда Вербина интересовалась, не будет ли ее тяготить присутствие следователя на званом обеде. – Он же не весь вечер будет, мы с вами еще наговоримся. А Гущин этот почти уже свой человек, на всех нас досье собрал.
– Мы все, Виктор Васильевич, у вас под колпаком, – Анна Андреевна заварила чай, и настало время беседы. – Надеюсь, мы с Мариной, для вас не криминальные объекты? И, может, приоткроете нам, что под другими колпаками интересного обнаружено?