Кавалер умученных Жизелей (сборник)

– Да, наверное, – сказала Ольга, и что-то задумчивое мелькнуло в ее взоре. – Я тоже не поверила, когда нас вызывали опознавать то, что осталось в машине от Игоря.

– Вот. Я и подумала. Максим, я знаю, ездил к вам на годовщины гибели друга, вашего брата. И, может быть. Вот, фотографии захватила. Максим с Еленой осенью в Подмосковье снимались. Думала, Олег захочет сохранить.

– Послушайте, как вас, Вера зовут? Вы, говорите, давно в Америке живете? А вы все равно русская, не потому, что прямо оттуда, и, наверное, часто в Россию ездите. Вы неистребимо русская, таких и в Москве немного наберется. И мне вы симпатичны. Но что же делать, если не трогает меня чужая, воспаленная история. Наверное, нет во мне никакой души, а есть ненасытный желудок, который потребляет фастфуд. Есть привычка ходить каждый день на работу. Меня евреи в русском магазине продавщицей держат. И нет у меня братьев, потому что один погиб, а второй сам себя погубит. Но я уже об этом не узнаю, потому что я хочу есть и идти в кино.

Я, слава Богу, медик, и распознала истерику, начинающуюся со ступора.

– Ну что же, Оля, горе и свое у каждого есть. И давайте мы, теперь ваши русские знакомые, соотечественники. Давайте, все же, по русскому обычаю, помянем ушедших. Давайте. Андрей, открой.

Ольга, молча, принесла рюмки. Молча, выпили. Ну, я думала, вот и все.

Но, то ли оттого, что мы уедем и, наверное, навсегда; а, скорее, от полного одиночества, когда поделиться даже не с кем, а мы разделим ее боль и, может, уменьшится ее горькая доля, Ольга спокойным, ровным, усталым голосом поведала обстоятельства крушения ее дома американской мечты.

«Я уезжала; тогда многие хотели уехать. Кто за иностранца замуж выходил, кто за диссидента, которого из России выдворять собирались. А мне Саша Эпштейн попался. Он как раз начинал оформлять документы по еврейской линии, да еще и «голубой». Он согласился меня с собой взять, «а потом разбежимся».

Приехали, а разбегаться некуда. Ну, да ладно. Кантовались вместе, все нас семьей и считали. Потом он в русском издательстве начал работать, деньги появились. Мне в Москве представлялось, что выходишь в Нью-Йорке на стрит, а кругом женихи, один другого краше. И я, русская, такая желанная. Куда там. А Эпштейн, он неплохой. «Я, говорит, к тебе привык. А что вот секса нет, ты уж извиняй». Ладно, так и жили. И приехали Игорь с Олегом. Игорь при деньгах, а Олег скоро школу окончить должен. Я и говорю Игорю: «Давай Олега в колледж определим. Ты учебу оплачивать сможешь. Живет пусть у нас, все-таки родственное тепло. А я, так просто, рада буду». Игорю идея понравилась, «Я, говорит, деньгами вас обеспечу. Ты ему уют домашний. Что он в Москве все один, да один. И образование здесь получит стоящее. А там видно будет». Вот с такими планами они уехали в Россию, чтобы все документы подготовить, и язык Олегу подучить.

На деле все вышло много сложней. В колледж Олега приняли, деньги проплатили полностью. Но ведь еще надо было учиться. Несовершенный английский не позволял Олегу усваивать материал на лекциях. Наняли ему педагогов дополнительных. В общежитие предлагали его определить, чтобы в вынужденной, «отлученной» от родного языка ситуации он быстрее освоил английский, как необходимость. Но Олег не хотел с американскими ровесниками жить. Игорь деньгами обеспечивал. Я только домом занималась, старалась угодить. Эпштейн вел себя безукоризненно. Он и до этого свои любовные проблемы на стороне решал. И в окружении мы имели семейную репутацию. Так что жил Олег с нами, дома говорил на родном языке, а в колледже его прозвали «дикий русский».

У нас разница в возрасте существенная. Уехала я, когда Олег ребенком был. Так что сестра то я ему родная, но нельзя сказать, что близкий человек, как ни старайся. Игоря он любил и уважал, и тянулся, но тот все в делах. Если только посоветует что-то, и деньгами поможет. «Лучше бы я с мамой и отцом улетел тогда, в августе. И наблюдали бы мы с ними с небес, как вы тут, в муравейнике, бултыхаетесь», – вырвалось у Олега однажды. Но думать-то об этом он мог постоянно. Вы ведь знаете, что Олег родителей в Сочи проводил на самолет, и махал им с пляжа рукой, пока лайнер не обрушился в море стремительно. И Олег бросился тогда в воду, и все плыл, плыл исступленно к горизонту, пока его, обессиленного, не подобрала моторка. А родители так на дне моря и покоятся. Бедный малыш.

Правда, возмужал он здесь здорово. Игорь был не спортивный, интеллигентный, а Олег получился мачо. И в кого он такой? Дикий русский мачо. Девицы шеи сворачивали, когда проходил он, такой независимый и непонятный.