Читаем Кавалер умученных Жизелей полностью

Максим переводил глаза с Вербиной на Гущина. Гущин будто вопрошал Вербину взглядом. Анна Андреевна как бы искала что-то за горизонтом.

– Это далекая история, – сказала она неожиданно.

* * *

Наутро позвонила Дорофеева и изъявила готовность приехать, «если я нужна». Договорились на двенадцать. И Гущин связался с Вербиной.

– Да, я хочу послушать, что и как есть в представлении этой дамы – она ведь самая близкая подруга убитой? Ее не смутит мое присутствие, ведь я посторонняя.

– Не думаю, что она будет проверять документы. Да и вы, уж простите, вы теперь для всех мой консультант. А, на самом деле, я ваш помощник.

– Виктор Васильевич!?

– Знаем, Анна Андреевна, уж как знаем.

* * *

– Так послушайте, что в этой истории очевидно, и что предположительно, – Анна Андреевна не тратила время, пока они сидели у Гущина в кабинете в ожидании посетительницы.

– Скорее всего, художник Поленов тоже жертва, и не случайная. Хотя я не вижу жестокой агрессии. И. скажите мне, Виктор Васильевич, есть ли у покойной Елены близкие родственники?

– Есть мать, Но только исторически. Они не общаются долгие годы. Даме уже к семидесяти, но у нее молодой муж, чуть ли не двадцать пять лет разница. Другая жизнь. Ей позвонили. «Бедное дитя, как сложно ты жила. И как оправдан в этой жизни такой трагический финал, – сказала она нараспев, а потом сухо и по-деловому. – Я давно не виделась с Леной, а она была живая. Я не хочу увидеть мертвое дитя. Я в памяти храню ее ребенком». И повесила трубку. Так что с родственниками не густо.

– Тут такая ситуация – все мне кажется, что расплатилась Елена за чужой грех. Несправедливо, но так судьба распорядилась. Наверное, личность была слишком яркая. Вот и погасили.

* * *

Татьяна Дорофеева – элегантная и ухоженная – вопросов не ждала, и намека на беседу не предполагалось в программе ее визита. Она сразу начала монолог.

– Я к гибели Лены никакого не имею отношения, и представить не могу, кто так жестоко распоясался. Это вообще трагедия, прямо таки Шекспир. Но для меня особый удар – мы росли вместе, и все время по жизни были рядом.

– Мы, как в девять лет пришли в хореографическое училище, так подругами и стали. Ну, так это, наверное, называется. Я ведь тоже балериной была, даже вроде солистки среднего звена. Да вот, располнела после родов. И муж дома оставлял. Вот я и решила – чего надрываться. Как сейчас вспомню, сколько сил балет вытягивал, аж нехорошо делается.

– А Леночке все легко давалось. Это мы, со средними данными, надрывались и корячились. Она же, с первого показа, все сделает правильно. Какую позу не примет, все ахают – эталон. Счастливчики, говорят, рождаются в рубашках. А Гусева – с красным дипломом.

– Ну, конечно, зависть была черная. Отбирают туда из ста пятидесяти, даст Бог, одну. Так что все раскрасавицами себя считали. И фигуры, и балетные данные. И тут вдруг не первая среди равных, а просто самая первая. Застрелиться можно.

– Я-то знаю – Лена искренняя была, умная и простодушная. И обиды не держала. А уж, сколько вокруг злопыхательниц крутилось. Она мне все говорила: «Да брось ты, мне их жалко». Чего жалко?

– Но только первенство это было до середины обучения. Как пошло наращивание техники, так и ушла она из звезд. Красота линий, выразительность – все сохранилось. Но, при огромном подъеме, когда свод стопы уже сам как выразительное средство, на пуантах не распрыгаешься. И прыжок, при таких изящных ногах, небольшой. Да, и что там говорить. Научиться правильности движений для нее не составляло труда, а работать ее никто не научил. И так, все говорили, все от Бога. – Но у нее, действительно, все было от Бога. От Бога было отсутствие амбиций. Пророчили в примы, а взяли в кордебалет. Ну, в Большой, конечно. А она искренне спокойно восприняла такое распределение. Ведь некоторые номера, где техничность не требовалась, она танцевала почти гениально.

– Мы стали взрослыми. Артистками. Все ухаживали, нарасхват приглашали в гости. Вот тут и появились Вера Гордиенко и этот, Никита Поленов. Не помню, где мы встретились. В каких-то гостях. Вера была влюблена в Никиту. А тот, как увидел Елену, так голову и потерял. И начал преследовать. И вышло так, что Никита не отставал. И Лена его пожалела.

Тут Гущин вмешался:

– Так Гордиенко сказала, что Ромина с Поленовым не были любовниками.

– Они и не были. Только, как представлялся случай, Никита прямо-таки умолял. Ей и некуда было деваться со своей жалостью. Вот и трахались. Это не любовь. А Веру никто в известность и не ставил. – Дорофеева передохнула и продолжила:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее