Читаем Кавалер умученных Жизелей полностью

А время подгоняло уезжать.В Россию, во Владимирскую область.Коллектор выбил деньги на мечту,Хотел её в реальности увидеть.Назавтра предстоял последний день,И ужин в ресторане на Монмартре,Который предложила им Катрин.– Как будто её хочется утешить, —Задумался могучий Петухов.– Но, разве это повод к состраданью,Что ей с папашей мало повезло? —– Не мудрствуйте, товарищ Петухов.Пора закрыть «Васильевское» дело.И лучше вспоминать о славной дочке,Чем морщиться при имени отца. —С Катриной они встретились под вечер,Решили – прогуляются пешком,И не заметили, как вышли на Монмартр.В том плане, что они бульвар не знали,А их вообще никто не замечал.Катрин казалось – русские грустят,А в чем причина – было непонятно.Зачем сыр-бор весь этот городитьС заведомо ненужным рестораном?Но, все же, уговор дороже денег.Их встретили у входа: «Комбан ва».– Что говорят? И всё у них с поклоном, —Затронул грусть японский колорит.– Я думаю, – а что ещё, Катрин?– Что девушка сказала: «Добрый вечер». —И гейша подтвердила: Бон Суар.Японские народные мотивы,Звучание щипковых инструментов,Дарило Impression об их стране,Загадочнее многих на востоке.Большие тростниковые панноРазметили пространство на отсеки,И гости все могли бы созерцатьЛишь тех, кого хотели бы увидеть.Народные костюмы и прически,Сугубо театральный четкий грим,Давали европейцам впечатленье,Что женщин этих, а скорее, кукол,Держали, как приманку для гостей.Казалось, что японский дух витал,Но в одомашненном, чуть-чуть французском виде.Наина искренне, открыто так сказала:– Коль можете, то экскюзе[21] Катрин,Что вытащили вас на эту встречу.Но это – по велению души.Мы едем начинать другую жизнь,И встреча с дочерью «волшебного» отцаДля нас, тут нет сомнений, символична. —– Я буду там, в России, по весне.Конечно, непременно встречусь с вами. —Молчавший Петухов тут оживился:– И сходим мы в японский ресторан. —Для них заранее уже накрыли стол.– Разлей Саке, и выпьем за знакомство. —Столь вкрадчивый и теплый алкогольТопил причины непонятной грусти.Но всё-таки ещё не до конца.Арсений, сам не зная – почему,Терзал Катрин, распахивая душу:– Нас мучает сомнение, Катрин,Что больно уж мы сильно замахнулись, —Пытался вслух осмыслить Петухов.– Сомнения – застойное болото.Но, даже очень светлые умы… —– Не мелют чуши в радостном застолье. —Наина прервала его поток.Звонок не дал покоя Катерине.Она поговорила по-французски,Сказала, что придется уходить.– Приехала знакомая литовка,Сегодня же уедет в Лиссабон.А мама с ней прислала мне подарки.Мне надо к поезду, Николь передала. —– Досадно, что так мало посидели. —– Да вы сидите, здесь так хорошо.Наина, ты спросила про Шанель?Тут рядышком, пойдем со мной, посмотришь. —– Могу уйти на несколько минут? —Наина Львовна, видно, колебалась.– Я только посмотрю, как отыскать. —– Какая скука, если столько гейш? —Кивнул Арсений отвлеченно, в воздух.– Но, может быть, ты можешь не ходить? —Наина лишь помедлила секунду,Но все же поднялась идти с Катрин.– Я – скоро, – и они вдвоем ушли.Скучать Арсению буквально, что не дали.Три д`евицы в японских кимоноУхаживали, будто за султаном.Одна – с поклоном тазик подалаС какой-то ароматною водою,Чтоб русский – сан в ней руки освежил.Вторая – все закуски поменяла,И стала Петухова угощать.А третья, видно – главная у них,Повыше и уверенней в движеньях,Заведовала выдачей Саке.Напиток принесла в другом сосуде.Сказала ему: «Дозо, монсеньор»,С поклоном предложила ему выпить.– И вправду, вкусно, – он всю «чарку» осушил.Японка вся искланялась: «ВАСАРТА».И он подумал – это сорт Саке.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее