Кавалергард

– Бах-бах-бах!

– Держать ряды! – орали прусские капралы, размахивая палками и наводя порядок в дрогнувших рядах. – Держать!

– Бах-бах-бах! – Картечь оказала еще более страшное воздействие – не в последнюю очередь из-за обилия крови, попадавшей на товарищей убитых и раненых солдат.

– Держать, свинские собаки!

– Вжик! – И палки гуляют по спинам и головам немцев. – Держать!

До ружейной перестрелки дело так и не дошло – противник не выдержал и откатился назад. Но оно и неудивительно – все пехотинцы, шедшие по краям построения, были убиты. Трупы лежали местами грудами высотой до полутора метров.

Вслед отступающим пустили конницу…

– Ррра! – Страшный рев атакующих кавалеристов деморализовал многих пруссаков.

– Грифон! Н-на! Н-на! – И двое немецких пехотинцев валятся сломанными куклами. Не помогли выставленные ружья со штыками, удары тяжелых кирасирских палашей разрубали выставленные стволы и выбивали ружья из рук пехотинцев.

– Руби пруссаков!

– Бах! – Пуля пруссака скользнула по кирасе венеда и срикошетила в плечо.

– Ах ты… – озверел раненый и стоптал обидчика конем.

…Но особого результата от конной атаки не было. Точнее говоря, не было видно. По вполне понятным причинам врубаться в такую толпу кавалеристы просто не рискнули – могли «завязнуть», так что «ощипали» пруссаков по краям. Были и пленные, но немного – и их сразу же запрягли в работу, заставив таскать тела убитых сослуживцев. Ну и освобождать последних от материальных ценностей…

Мародерка? Ну уж нет – трофеи! А хоронить солдат в мундирах да сапогах, тем более вражеских… Это такое расточительство в восемнадцатом веке, что подобному идиотизму просто не подберут нужных синонимов. Вон, даже окровавленные мундиры солдаты посылают домой, после чего – небольшая перешивка, и в них будут ходить родные или соседи… Дорого материя стоит, любая. Синтетики сейчас нет, механизация труда только начинается, так что… Аналогично и с сапогами: своих солдат Померанский в них не обует – качество не слишком хорошее. А вот для рядовых горожан и крестьян, которым сапоги нужны не для переходов на восемьдесят верст, сойдут и такие – шитые не по их ногам.

– Ваше Величество! – подлетел возбужденный победой шведский офицер. – Переговорщики!

Рюген поморщился:

– Блюхеру скажи, пусть он с ними говорит.

Разговор был недолгий – хотели забрать раненых и убитых. Легкораненых пруссакам не отдали – ни к чему, через пару-тройку недель те выздоровеют и начнут стрелять в венедов… Вот кто потяжелее – да ради всех богов, забирайте! Эвона – даже медицинскую помощь оказали, причем добротную. Ну и что, что силами студентов?

– Настаивали забрать убитых, кстати, больше восьми тысяч набили, – доложил Блюхер, – но я отказал. Сказал, могилы для них давно выкопаны, так что просто оттащим и закопаем. Дескать, следующую партию будем хоронить отдельно, не беспокойтесь.

Раздались смешки, ответ был не только остроумным, но и правильным. Стремление хоронить своих убитых самостоятельно было вызвано не человеколюбием и патриотизмом. Все проще: похоронным командам в таких случаях принято оставлять тела в мундирах и сапогах – обычай… То есть обмундирование покойников пошло бы прусским новобранцам. Ну и, конечно, банальный шпионаж, ведь несколько сотен пруссаков перед укреплениями смогут запомнить их очень недурно. На хрен.

Глава десятая

Предприняв еще несколько попыток взломать венедский лагерь, Фридрих запасся терпением и приготовился к вялотекущей войне. Приготовился к ней и Игорь, но получше.

Прежде всего он был на своей территории. И пусть она стала такой буквально вот-вот, но в результате РЕЗКОГО снижения налогов и направлениях их прежде всего на внутренние нужды общин, население поддержало его. Не безоглядно, с оговорками… Но поддержало. По крайней мере, какие-то партизанские действия редких патриотов Пруссии пресекали обычно сами жители.

Редких патриотов, потому что Пруссия стояла на «военных рельсах» вот уже более полувека, вынуждая граждан постоянно «затягивать пояса» – все туже и туже… Но если раньше… очень давно… была надежда, что эти жертвы вот-вот окупятся и пруссаки заживут привольно и богато, то после неудачной для них Семилетней войны надежды поугасли. Да и в нынешней кампании всем здравомыслящим людям было очевидно – Пруссия выиграть не может. Точнее, она теоретически может выиграть войну, но плоды победы будет пожинать Франция.

Люди опустили руки – опять жить на грани голода, опять идти в солдатчину, которая давно уже стала принудительной[122]. И тут – Померанский, который ничего не просит и не требует, не забирает сына, брата, мужа в армию, сокращает налоги… И всего-то требуется – сменить подданство! Присягали целыми городами, с радостью!