То ли солнце отразилось от металла, то ли еще что, но французская колонна начала останавливаться, зазвучали сигналы тревоги.
– Пали, – все так же спокойно приказал Рюген.
– Ббах! Бах! Ббахх! – Зазвучали выстрелы и дорога меж редких деревьев окрасилась кровью. Пространство тут же заволокло дымом, но артиллеристы продолжали стрелять, а орудийная обслуга и временные помощники всячески помогали – благо каждое движение было отрепетировано до мелочей.
Венедские пехотинцы начали стрельбу почти одновременно с артиллеристами и целились они в головы колонн – полковых, батальонных, ротных. То есть туда, где шли офицеры и большая часть сержантского состава. Не в самих офицеров, упаси боже! В восемнадцатом веке специально выцеливать благородных дворян… Не одобрялось. Но егерям было сказано – нужно разделить колонны так, чтобы те чувствовали себя обособленно. А что может лучше обособить, чем умирающие по обеим сторонам твоего подразделения? Невольно французские солдаты сбивались в кучи, становясь замечательными мишенями. Не все, далеко не все… Но в основном. По привычке они ждали приказов командиров, теряя драгоценные секунды. А потом и минуты.
Над полем боя поднялся дикий крик, заглушивший пушечные выстрелы.
– Ааа!
Из порохового дыма начали выбегать вражеские солдаты с ружьями наперевес, но совершенно деморализованные, практически все поодиночке. Их с легкостью отстреливали венедские егеря и специально взятые отборные стрелки из ополченцев-охотников.
– Бах! – Пуля попадает французу в верхнюю часть шеи, и голова просто отлетает. Еще два десятка шагов тело бежит без головы, приводя в ступор остальных солдат Франции.
– Бах! – И француз, только что бежавший с ружьем наперевес, хватается за колено и начинает истошно выть.
– Бах! – Падает знаменосец, эффектно сползая по древку.
Для страховки к каждому стрелку был приставлен либо спешенный кавалерист с обнаженной саблей, либо мастер фланкирования, не способный к столь точной стрельбе.
Бешеная стрельба продолжалась более пяти минут и не меньше десятка старых пушек разорвало, убив и покалечив орудийную прислугу.
– Ббах! – Двое венедов-артиллеристов падают, сраженные осколками разорвавшегося орудия. Остальные артиллеристы даже не обращают на их смерть внимания, продолжая делать свою работу.
Наконец враги увидели возможность бежать – назад, наступая на трупы. И побежали… Кавалерия, правда, сделала несколько попыток прорваться сквозь померанский строй, но не слишком удачных.
– Вив ля…
– Бах!
Они изначально были главными мишенями, так что удальцов осталось немного, да и те в большинстве своем были ранены. Так что и они двинулись назад, под пулями, ядрами и картечью.
Французов осталось немного, чуть меньше десяти тысяч, когда они вырвались из огневого мешка. Немного подождав, Рюген громко сказал:
– Недорубленный лес вырастает. По коням!
Задача предстояла не самая приятная и благородная – догонять и рубить бегущих клинками – пленные ему не нужны. Но именно поэтому требовался личный пример. Поэтому с невозмутимым лицом герцог вскочил на коня и сказал бледному Святославу негромко:
– Тебе-то как раз не обязательно.
– Нет, надо…
Дальше была кровавая работа – кавалерия и пехота старательно уничтожали бегущих. Правда, не трогали тех, кто ложился…
Клинок палаша вынесен вперед, и когда французский драгун в панике оглядывается, следует молниеносный выпад Грифича…
– Н-на!
…после чего враг падает под копыта коней с дырой в переносице.
А вот бежит сержант пехотного французского полка…
– Вжик! – И голова сержанта мячиком прыгает по земле.
– Хрусть. – Один из телохранителей герцога не стал марать оружие, а просто высвободил ногу из стремени и пнул убегающего франка в затылок.
Французов уцелело около трех тысяч, и почти все они были ранены, причем добрая половина – тяжело. Сын спешился и стоял теперь, держась за стремя, его откровенно мутило. Даже для бойца, прошедшего ожесточеннейшие схватки на Узедоме, это было слишком…
– Ты как?
– Нормально, отец… – вяло отозвался Святослав, – отойду. Это так…
Подойдя со свитой к немногочисленным пленным офицерам, Грифич внимательно оглядел их – совершенно недружелюбно, хотя воинский этикет восемнадцатого века был достаточно куртуазным.
– Французы лишние на этой войне, – громко и отчетливо сказал он на французском. – Посылку следующего отряда буду воспринимать как объявление войны – и Франция заполыхает.
Может быть, слова сказаны зря, но в Европе привыкли к трескучим фразам и угрозам. Говорят и куда более… Опасается ли он Франции? Да, но не слишком – сейчас она плотно завязла в колониальных войнах и в ближайшие годы просто не сможет выделить серьезных сил. Пятьдесят-сто тысяч – безусловно, но не более. Переварит.
После работа по сбору трофеев и похоронам. Возможно… Да даже наверняка Фридрих уже знает о нападении на союзников – впереди основного отряда рысил десяток улан, и они наверняка на подходе к пруссакам. Вот только выдвинется ли Старый Фриц на помощь? Ой, вряд ли… Разделять войско на части Рюген давно его отучил.