Деструктивность и заведомая конфликтность этого проекта заключается в том, что в нём рассматриваются территории нынешних республик, в которых и проживают адыги, целиком, ибо земли для объединения и так не хватает. Поэтому «лишние», не адыгские народы должны быть попросту проигнорированы в пользу адыгов. Так, например, в Кабардино-Балкарии балкарцы не берутся в расчёт, то есть их попросту предполагается подвергнуть этноциду. А это значит, что как этнос они должны раствориться в едином политическом кабардинском пространстве. То же самое грозит и карачаевцам, несмотря на то, что их в Карачаево-Черкесии больше, чем черкесов. Не говоря уже о Республике Адыгея, где адыгов на сегодня не более 25 %, соответственно всё остальное, а это в основном русское население, окажется на территории каким-то образом «Великой Черкесии». Также предполагается, что часть Черноморского побережья — по Кубани, по Краснодарскому краю, вплоть до границ с Абхазией — тоже должна отойти в состав «Великой Черкесии», чтобы воссоединиться с близкой по этническому типу Абхазией.
Очевидно, что полноценная реализация данного проекта связана с колоссальным территориальным перекроем всего Северного Кавказа, который, с учётом местной специфики, без крови точно не обойдётся. Отсюда понятно, что этот проект изначально дестабилизационный, и хотя бы минимальные шаги к началу его реализации сразу же выведут Северный и Южный Кавказ, если мы говорим об Абхазии, из равновесия и приведут к колоссальным по разрушительности последствиям, что станет мощнейшим ударом по российской государственности.
Следующим проектом, настолько же опасным для Северного Кавказа, является проект политического этноцида в существующих административных границах так называемых «национальных республик» в процессе их поэтапной трансформации в полноценные национальные государства. Речь прежде всего о Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Северной Осетии. В этих республиках, по сути, происходит создание предпосылок для формирования политических наций на базе каждой из них. А это в пределе означает, что кабардинцы — доминирующие политически, — по сути, принудительным образом «кабардинизируют» всю Кабардино-Балкарию, приводя всех её жителей к единому социально-политическому стандарту, создавая кабардинскую политическую нацию. Уже сейчас каждая перепись населения, которая проходит в этих республиках, снижает количество нетитульных этносов и народов. Не только русских, но также и балкарцев становится всё меньше и меньше. И если русские выезжают за пределы республики, то балкарцы и представители других, более мелких народов и этносов просто ассимилируются кабардинцами. Сначала их идентичность размывается, ослабляется, а затем происходит кабардинизация. В результате всё идёт к тому, что в административных рамках КБР ползучим образом создаётся основа для кабардинского государства с поэтапным подавлением или вытеснением всех остальных этносов и народов, проживающих там[366]
.То же самое происходит в Карачаево-Черкесии и Северной Осетии: «осетинизация» — как бы хорошо мы ни относились к нашим православным братьям осетинам — очевидна, и количество русских, по данным многочисленных исследований, в национальной республике Северная Осетия продолжает снижаться[367]
. Всё это — ещё одна проблема, которая является предпосылкой к потере Северного Кавказа, и связана она именно с оттоком русских.И третья угроза — это создание моноэтнических анклавов[368]
в качестве предпосылки к дальнейшему провозглашению независимости таких моноэтнических на сегодняшний день образований, как Чечня и Ингушетия. Культурно эти территории с Россией больше ничего не связывает. Административно — по остаточному принципу. Цивилизационно — связь пока ещё есть. Финансово — тем более. Чего там фактически нет, так это русских, которых как в Чечне, так и в Ингушетии осталось в среднем в пределах 2 %[369], что укладывается в рамки статистической погрешности и создаёт в этих республиках полное этническое единообразие, при этом политически оформленное. Несмотря на усилия нынешних руководителей этих республик, ситуация рано или поздно изменится, и тогда с неизбежностью, при охранении нынешней тенденции, в этих республиках будет поднят вопрос — а зачем нам Россия, если здесь живём только мы — ингуши, чеченцы, — и нам больше ничего не надо? Никакого культурного присутствия России в этих республиках нет, а то, что есть — федеральные каналы с их нескончаемым потоком разложения — так лучше бы их не было.