Кавказская слава

— Говорит, скажи начальнику, пусть идут тише. Если не могут совсем не бренчать, то пусть хотя бы не разговаривают.

— Кто слово скажет, — свирепо прошипел Гогниев, — или, не дай Господь, закурит!..

Ничего конкретно не обещая, штабс-капитан только поднял над головой огромный кулак.

Подошли три остальные роты, подъехали отправленные с батальоном орудия. Колеса пушек и зарядных ящиков обмотаны были тряпками и соломой. Только батальон двинулся, за спиной защелкали выстрелы. Новицкий обернулся в тревоге, но Швецов остался спокоен.

— Это дедушка решил им глаза отвести. Постреляют, побабахают, покричат. Все в нашу сторону меньше смотреть будут.

После десятка пуль, пущенных снизу, проснулись и потревоженные лезгины. По всему склону то там, то здесь вспыхивали ответные выстрелы. Сергей предположил, что сидящие в нижних завалах не сомкнут уже глаз до утра, да и оставшиеся наверху постараются отползти от костров. Трудно было предположить, что в такой темноте кого-то может найти верный свинец, но и случайная рана солдату тоже была ни к чему.

Ко всему еще вдруг ударило ветром. Холодные порывы его словно прутьями хлестнули по лицам, по шеям. Кто мог, запахнул башлык, солдаты же только горбились, втягивали головы, прижимая затылок к воротнику. Новицкий подумал, как же они теперь поднимутся в гору, но Семен, словно подслушав мысли, шепнул в ухо:

— Ветер от них, нас не услышат. А под деревьями все будет суше…

Когда они добрались до вершины Талгинской горы, Сергей подумал, что подъем этот будет сниться ему годами. Дорога, как и обещал Мухетдин, в самом деле была: узкая прогалина среди дремучего леса. Две лошади могли пройти рядом, но если только сначала обрубить сучья с деревьев по обе стороны. Тропа уже подзаросла подлеском едва не до пояса, цепким, колючим кустарником, похожим на верест — держи-дерево, который Новицкий видел еще в Чечне.

Только они свернули в лес, Швецов перестроил свой батальон. Роту Гогниева с проводниками — аварцем и русским, послал вперед. Три роты повел сам, а пятую оставил с орудиями. Солдаты, закинув ружья за спину погонами[43] через плечо, облепили пушки со всех сторон, так что не оставалось уже и места, за которое можно было бы ухватиться. Лошади, как ни напрягались, далее вчетвером не могли тянуть орудия по резкому уклону, и кабардинцы подталкивали еще и животных в круп, тянули упряжки за дышло, проворачивали колеса, едва ли не отрывая их от земли.

Новицкий остался с арьергардом, не надеясь на силу и быстроту своих ног. Поглядев на копошившихся подобно лесным муравьям солдат, попробовал было сам пристроиться к общей работе, но его решительно отвел в сторону капитан, командовавший ротой прикрытия:

— Вы, господин, не знаю вашего чина, уж извините, но только моим людям мешаете. Они к этому делу привычные, не в первый раз с артиллеристами вместе. Так что идите, пожалуйста, стороной и сами не потеряйтесь.

Сначала Сергей обиделся на резкую отповедь, но через полчаса понял, как прав был опытный офицер. Все силы его уходили лишь на одно — перенести собственное тело еще на шаг вверх. Еще один шаг, еще десять, еще пятьдесят — и можно постоять, сделать полсотни вдохов и выдохов, подождать, пока не успокоится дыхание. Пистолеты и кинжал на поясе казались ему совершенно бесполезной обузой. Ружье же годилось лишь на то, чтобы опираться прикладом. У капитана он заметил палку с окованными концами и решил, что, если не умрет на склоне, попросит Семена изготовить ему такую же. Альпеншток — вспомнил он книжное слово, так называли такую опору путешественники в Альпах. Как же обозвать ее применительно к Дагестанским горам?..

Поражало его и молчание, с которым работали кабардинцы. Когда он двигался, слышал только свое дыхание, натужное, громкое. Когда же останавливался передохнуть, и тут только видел темные силуэты лошадей, такие же фигуры солдат, ползущих безостановочно в гору. У лошадей, он знал, были замотаны морды, но и люди не роняли ни одного лишнего слова. Упирались, толкали, шагали вверх, снова упирались в медь орудийного дула, в деревянный обод высокого колеса. Ровный рабочий ритм не допускал сбоев, не требовал от втянувшихся в дело солдат ни ругательств, ни песен.

Последнюю сотню метров орудия и вовсе подняли на одних только руках. Так круто изогнулась гора, что лошадей выпрягли, оставили с ездовыми, а к лафетам и хоботам привязали канаты, запасенные заранее артиллеристами, и потащили вверх, быстро перехватывая руками мокрые пеньковые пряди и только отдуваясь от изнурительного труда.

Новицкий попробовал взять высоту с разбега, но через пару десятков шагов поскользнулся и упал на колени. Пытался встать, упираясь опять же прикладом, но кожаные подошвы снова скользнули по мокрой траве, он ткнулся уже лицом в корень и замер от резкой боли.

Сильные руки подхватили его под мышки:

— Поднимайтесь, ваше благородие, поднимайтесь. Немного совсем осталось. Наши уже на вершине, там и передохнете.