— Сиди, герой! Набегался уже поди за два дня. Какого же ругателя ты у себя держишь?
Швецов только развел руками:
— Штабс-капитан Гогниев, командир первой роты. Дважды уже был разжалован и выслужился опять. Не характер — командовал бы сейчас батальоном. Не мирной он человек, Алексей Петрович, спокойствия не переносит. Но в бою — лучшего офицера не надо. И этой ночью шел в авангарде и на гору, и потом по гребню.
— Прикажи вызвать его.
Пока ждали Гогниева, Ермолов говорил о предстоящих делах. Большой Дженгутай, столицу Мехтулинского ханства, он решил снести до самой земли, на которой она стояла. В наказание сегодняшним изменникам и в назидание будущим. Но Парас-аул, сказал он, надо бы оставить нетронутым. Сохранить в тылу селение, куда можно будет вернуться после похода и вознаградить этой землей тарковского шамхала, оставшегося верным России.
Открылся полог, и в палатку шагнул Гогниев. Лихой в бою, шумный у полкового костра, он и здесь не слишком робел, хотя оглядывал собравшихся настороженно. Остановился у дальнего конца стола, рядом с Новицким, скользнул по нему взглядом, не узнавая.
— Подойди! — крикнул ему Ермолов.
Пока штабс-капитан пробирался между спинами сидящих и полотняной стенкой, командующий поднялся ему навстречу:
— Слышал я… что ты первым на гору взошел, что ты первым по кострам их бежал. Спасибо за службу, штабс-капитан. Поздравляю тебя с крестом Святого Владимира. Но уж смотри, брат, как ты меня вчера костерил, так уж впредь не ругайся.
В неверном свете нескольких свечек Сергей не видел, изменился ли цвет лица награжденного офицера. Он только вытянулся, рявкнул громко и неразборчиво и повернулся кругом, чуть не смахнув полами черкески ближние к краю тарелки. Ермолов его не удерживал. Зато остальные смотрели на «дедушку» глазами едва ли не влюбленными.
— Здесь отдыхать не будем. Завтра же скорым маршем идем к Дженгутаю, вытесним обоих ханов в горы. А там уже станем, подождем и подумаем. Может быть, кто и захочет к нам в гости наведаться. Выслушаем, обсудим…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Снег падал всю ночь. Когда наутро Сергей вышел из дома, провалился выше колена и засмеялся от удовольствия. Подумал, что был бы он в армейской обуви, набрал бы полные голенища и потом мучался до вечера с вымокшими носками, штанинами. Ноговицы[44]
же, плотно облегавшие голень, хорошо защищали и штанины, и чувяки.Набрал полную пригоршню пушистого, холодного вещества, слепил наскоро плотный комочек и швырнул в прут, вылезавший выше забора. Промазал, поморщился и нагнулся за новой порцией. Старуха, замотанная в черное по глаза, вышла из-за дома, удерживая обеими руками несколько кизячных лепешек. Что-то проговорила сурово и вошла в дверь.
— Что она сказала? — крикнул Новицкий Семену, показавшемуся в воротах.
— Говорит, что русские приносят им зиму.
— Права, права она. Только разве ж это плохо — зима?!
— Куды ж хорошего? — поднял плечи Атарщиков. — Им до весны надо будет держаться. И нам еще идти и идти. Ехал давеча к вам, так видел: орудия аж по хоботы завалило. Солдаты с утра дорогу к командующему чистят. А свернул в наш проулочек, так лошадям снегу по брюхо. И во дворе я час назад проходил, так опять все замело.
Сергей с натугой протоптал себе путь к воротам, где ждала его приведенная Семеном серая. Вечером они пристали к компании офицеров, занявших один из домов, и проспали до рассвета если не в тепле, то хотя бы в сухости. Хозяев оттеснили в нижний этаж, где стояла скотина, сами же полегли вповалку в двух жилых комнатах. Думали поначалу топить, но Атарщиков отсоветовал, сказав, что мороза вроде не ожидается, а ночевать в кизячном дыму непривычному человеку не стоит.
Сам же поднялся затемно и утопал по снежной целине посмотреть лошадей, которых оставил с вечера в табуне отрядных животных.
Только опустившись в седло, Новицкий достал сухарь, разломил надвое, протянул Семену, оставшуюся часть принялся сосать сам.
— Коням общую кормежку задали, — буркнул Атарщиков. — А нам нужно самим озаботиться. Мы же с тобой, Александрыч, ни у какой артели не числимся. Ни солдатской, ни офицерской. Думаю, баранчиком надо бы в каком-никаком доме разжиться.
— Что же, — оживился Сергей. — Дело хорошее. Поговори хотя бы с этими, где ночевали. Я деньги дам.
— Какие деньги? — удивился казак. — Бог с тобой, Александрович. Я так подойду, что никто не заметит.
— Зачем красть, когда купить можно?
— Зачем покупать, когда украсть легче, — в тон ответил Атарщиков. — Это же, Александрыч, не Россия — Кавказ. Здесь только принюхайся — самый воздух воровством пахнет. Ты думаешь — в этом ауле все бараны, все быки, все лошади от рождения выращены? А я тебе-скажу не глядя, что половину они угнали. У таких же, как они сами. Поехали, налетели — тысячи две, считай, с собой увели. Отогнали после в горы пастись, к ним также приехали удальцы. Из третьего даже аула. Забрали себе баранту.
— Такое не по закону.