Кавказская слава

Двое солдат, то ли по приказу так и оставшегося неизвестным ему капитана, то ли по собственному почину, помогли Сергею подняться, ухватили его под локти и прямо-таки вознесли его на гору.

Майор Швецов уже строил свой батальон. Послал цепи застрельщиков к опушке, туда же на руках покатили и пушки. Роты, поставленные взводной колонной, ожидали сигнала. Сергея поразило, как спокойно стоят солдаты, словно не было за спиной изнурительного подъема, будто не ждал впереди ожесточенный бой с укрепившимся неприятелем.

Ему показалось, что и Мухетдин после пяти часов пути уже поглядывает на кабардинцев с достаточным уважением. Семен тронул за рукав, шепнул в ухо:

— Говорит, хорошо идут в гору. Самому пришлось все время шагать. Небыстро, но двигаться, а не ждать.

Втроем они тоже прокрались к опушке. По всему гребню, насколько хватал глаз, горели костры. Внизу, у первых завалов, до сих пор время от времени щелкали выстрелы, но здесь, наверху, горцы чувствовали себя в безопасности. Кто спал, обернувшись буркой, кто грелся у пламени, кто собирался готовить завтрак.

Ветер за ночь угомонился, но тучи по-прежнему проходили низко, едва не цепляя вершины на севере, и трудно было определить по свету: далеко ли осталось до утра. Брегет свой Новицкий оставил внизу, чтобы не зазвонил вдруг в неурочное время, но, прикинув, решил, что времени должно быть пять — половина шестого. Самая пора для внезапного нападения.

— Гранатой! — услышал он негромкий голос артиллерийского офицера, и несколько теней бесшумно заскользили вокруг орудия.

Атарщиков снова потеребил Сергея и без слов показал ему на отдаленный костер, над которым уже висел черный круглый казан изрядных размеров. Не менее полусотни человек, решил Новицкий, должны были собраться вокруг такого котла. Пока же рядом копошилось не более десятка, остальные, наверно, дремали рядом.

Слева хрустнул сучок, и Новицкий увидел Швецова. Майор тоже прошел в передовую цепь и разглядывал противника, стараясь выгадать лучший момент для броска. И тут перестрелка внизу вдруг участилась, уже и орудийный дымок показался над русским лагерем, словно батальонам и ротам наскучило оставаться на месте, не терпелось тоже пойти наверх, на завалы, штыком и грудью.

— Пли! — крикнул Швецов неожиданно высоким, видимо, сорвавшимся от нетерпения голосом.

Сергей только успел раскрыть рот, как орудие рядом рявкнуло, аж подпрыгнув на лафете от удовольствия.

Снаряд ударил точнехонько в костер с казаном, и даже сквозь пороховой дым угадывалось, как полетели в стороны дрова, котел и тела тех, кто уже предвкушал горячий и сытный завтрак.

Вторая граната тоже нашла цель, да и трудно было промахнуться, наводя пушку в такое скопище. Залпом грохнуло еще около сотни ружей, а потом уже затейливой матерщиной поднялся над лесом бас штабс-капитана Гогниева, и кабардинцы, уставив штыки, не пошли, не побежали, а, как в былинах, прянули из леса на беспечных защитников Талгинской горы.

Сонные люди едва успевали дотянуться до ружья, кинжала, как их доставали штыки русских солдат. Стоявшие у опушки погибли не успев и очнуться; из тех, кто расположился поодаль, кто-то и сумел выпалить наудачу, но дальше уже надеялся на одни свои ноги. Удачно поставленные орудия продолжали бить вдоль склона, стараясь только не попасть по своим, а батальонная колонна летела по открытому гребню, сметая всех, кто только пытался стать на ее пути…

Через три часа сражение завершилось. Первые ряды главных сил наших поднимались по склону, обходя пустые уже окопы и укрепления. Кабардинцы же, перестроившись походной колонной, взяв ружья на плечи, шли дальше, распевая под дудки, барабаны и заливистый свист батальонных весельчаков:

— Мы дети Севера Великого,
Мы дети Белого царя…

VII

— Видите, господа, а вы все предлагали атаковать эти завалы в лоб. Сколько бы русской крови пролили! Несколько сотен солдат оставили бы на завалах. А теперь мы уже в Парас-ауле, дорога на Большой Дженгутай открыта и наши потери — двадцать пять человек!

В палатке Ермолова, как обычно, собрались к ужину офицеры штаба, командиры батальонов и батарей. Новицкий тоже сел в самом конце стола, зная, что придется отвечать на вопросы командующего.

— Швецов сбил Хасан-хана с дороги, прошерстил штыками весь гребень и вышел в тыл тем, кто отсиживался в завалах. Тут уже и Алексей Александрович не выдержал, повел батальоны снизу. Еще и туман помог, укрыл нас от глаз разбойников… Что твой горец? Расплатился ты с ним?

Новицкий поднялся:

— Получил известную сумму от начальника штаба, в чем и оставил расписку. Деньги переданы.

— А что же он сам сюда не пришел? Мы бы его поблагодарили.

— Не хочет, чтобы его узнали. Дойдет слух до хана, отрежут голову, дом сожгут, семью продадут в рабство.

— Вольному воля, — припечатал Ермолов. — Скажем, что это наши проводники вспомнили о дороге. А дом его так и так вряд ли целым останется. Скажи, Швецов, что у тебя за штабс-капитан в батальоне — носатый и громкий?

— Ваше превосходительство… — начал подниматься майор.