Как я досадовал на свое неумение рисовать! Девочка сама просилась в картину. Каждое движение так грациозно и изящно, – тем более грациозно, что об этом не старались. Ленивые, чисто кошачьи потягивания, приемы, если можно так выразиться, округленные, и вдруг – целым каскадом сыплется детский хохот и из недавней полной неги женщины разом делается попрыгунья-стрекоза, не знающая удержу своим шалостям.
Глава 3
Еврей-охотник, еврей-абрек. Битва с леопардом
– Бениогу!
И Магомед приветливо поднялся навстречу пришедшему. Махлас точно чем-то смело. За секунду была здесь, и вдруг ее не стало. Будто провалилась, только в воздухе еще пахло цветами, украшавшими ее голову, и последние отзвучия серебристого смеха полуребенка-полуженщины дрожали в ушах.
Я поднялся в свою очередь и, признаюсь, был удивлен типом вошедшего хозяина духана.
Несомненно – еврей, но какие благородные черты, какое выражение силы и мужества в лице, какие спокойные, полные сознания собственного достоинства движения! Если хотите, он даже был красив, несмотря на крупные черты и седые волосы, – красив именно юношеской красотой. Ни одной морщины на лице, ни малейшей слабости во всем. Держится прямо, глаза сверкают весело, задорно…
Разумеется, особенному впечатлению содействовал и костюм Бениогу. Ловко сшитая черкеска из верблюжьего сукна плотно охватывала его стройную фигуру. Большой кинжал в сафьяновых ножнах у пояса, без малейших серебряных блях и украшений. За спиной – винтовка. На голове – папаха. Длинный шелк козлиной шерсти от нее двумя прядями обрамливал лицо.
Он с достоинством поклонился мне и, проговорив что-то, подал руку.
– Благословляет твой приход в его дом, – пояснил Магомед-оглы. – Призывает милость Аллаха на твою голову! Будь здесь хозяином… Шалом алейхем! Да исполнятся желания твоей души.
Это в духане-το! Представляю себе, как бы отдал все в мое распоряжение хозяин еврейской корчмы где-нибудь на проселках Могилевской губернии…
– Тебя без меня принять не умели, – продолжал Бениогу. – Старуха моя из ума выжила, а Махлас молода еще. Прости их за невежество! Барух габо!
И Бениогу, несмотря на усталость, взял сам все мои вещи и отнес их в саклю. Оттуда же он вытащил несколько еще более мягких подушек и пушистый кубанский ковер.
– Так тебе лучше отдыхать будет. Не нужно ли обмыть ноги?
Я было не понял, в чем дело. Оказалось очень просто. По словам Магомеда-оглы, Бениогу принял меня за ученого-хахама, которые пользуются здесь громадным уважением, доводящим до изумления, тем более что масса горских евреев совершенно безграмотна. Потом уже из указаний Иуды Черного я узнал, что церемониал приема хахама на Кавказе, в еврейских аулах, очень сложен. Израиль воинствующий чрезвычайно гостеприимен, и гостеприимен без корыстного расчета. Впоследствии случалось, что хозяева искренно обижались, когда я сам предлагал в пешкеш деньги за ночлег в их сакле. Но когда случайно заберется сюда хахам, то самые богатые хозяева аула и раввин спорят о чести принять его у себя. Хахама вводят в саклю под руки, и, пока для его отдыха приготовляют лучший и удобнейший угол, хозяин, а в других местах и хозяйка обмывают ему ноги. Вслед затем в саклю собираются старшие и почетнейшие люди аула. Каждый подает гостю руки, приветствуя его по-библейски:
– Шалом алейхем, или барух габо.
Гость так же церемонно отвечает:
– Алейхем шалом.
Беседа идет очень живо. Заставить гостя молчать – верх неприличия. Посетители сменяются поминутно, и, пока хозяин подает угощение, остальные болтают как сороки, выспрашивая у приезжего новости и, в свою очередь, рассказывая ему всю подноготную аульных дел. По свидетельству Иуды Черного, этим не ограничивается приветливость хозяев и аула. Если гость беден и нуждается в помощи, общество помогает ему денежным пособием, наделяет его съестными припасами и несколько человек неизменно провожают его до следующей деревни.
Не успели мы устроиться поудобнее, как в дверях показались двое юношей, поразительно похожих на Махлас. Только лица серьезнее, сдержаннее приемы и в глазах какое-то печальное выражение, повсеместно свойственное семитам. Это скорее, впрочем, сосредоточенность, чем печаль. Юноши более похожи на арабов, чем на наших выродившихся евреев.
Они остались у порога, пока их не позвали.
Бениогу был на охоте с детьми. В одном из самых сырых логов Кай-Булагской щели они застрелили джейрана и выследили леопарда. Хищник, редкий здесь, только ушел от них в трущобы окрестного чернолесья, где за чащей преследование его становилось невозможным. Джейрана охотники привезли с собою, и я долго любовался на красивые формы изящного животного, без дыхания лежавшего на плотно убитой земле веранды.
– Трудно встретить джейрана внизу, еще труднее убить его! – заметил Магомед.
– Это уже четвертый в эту весну. – И Бениогу толкнул ногою джейрана.
– Опять показались, значит?
– Да. Из Аварии их совсем выгнали.
– Кабанов не встречали?
– Много тут, в сырых местах. Да нам не с руки бить их. Русские дорого платят…