Кавказские евреи-горцы (сборник)

Та притащила первую попавшуюся валку, но и она сломалась также. Наконец Исмаил увидел положенный поперек конюшни дрюк, которым и начал колотить леопарда. Скоро зверь был убит, а наутро сняли с него шкуру, которую потом показывали по всему Карачаю. Как оказалось, леопард, вторично подойдя в воротам и стараясь вытащит из-под них козленка, все сильнее нажимал их, вследствие чего засов выгибался, а между двумя половинами ворот образовалось пространство, в которое леопарду удалось понемногу протиснуться в конюшню. Тотчас после этого засов своею упругостью заставил ворота захлопнуться, так что зверь очутился в западне».

«Шкура этого леопарда, – говорит г. Петрусевич, – прекрасного, светло-желтого цвета с черными кольцеобразными пятнами. От головы до конца хвоста он длиной в три аршина с четвертью; на кончике же хвоста роговой нарост, отличающий леопарда от других особей из рода кошек».

– Всегда ли так безопасна встреча с леопардом? – спросил я у Бениогу.

Тот только покачал головою.

– Леопард – страшный зверь, – пояснил Магомед. – Редко удастся выйти целым, если встретишься с ним. Это самый сильный из всех горных шайтанов.

– Охотятся здесь за ним?

– Бениогу охотился. А другие нет. Опасно. Случится, что и выстрелить можно, а все-таки обойдешь его мимо. Не вяжись с шайтаном, голова на плечах целей будет…

– А Бениогу случалось уложить хоть одного?

– Бывалое дело. Раз ему только зверь руку помял да плечо исцарапал. Он у нас великий охотник, бесстрашный человек.

Если это и исключение, то все-таки замечательное. Еврей – великий охотник, еврей – бесстрашный человек!

Бениогу оказался тоже непримиримым врагом и кавказских медведей, которых он бьет здесь десятками.

Во все последующее время мне уже не удавалось встречать таких закоренелых Нимвродов между горскими евреями, но, по словам лиц, близко знакомых с делом, Бениогу – не единственное исключение.

Наш хозяин и не одним этим был славен в окрестном населении. Давно уже тому назад отец его убил какого-то табасаранца, задумавшего похитить его дочь, красавицу, судя по ее брату. Вор был пойман с поличным, когда он перекидывал через седло связанную девушку. Долго не думая, Уфтах (отец Бениогу) убил обидчика на месте. Собрался джамаат, и Уфтах был объявлен «канны». Спасаясь от кровомщения, еврей ушел в другой округ, где и сделался абреком.

Изолированное положение абрека, человека вне покровительства законов, ежеминутно преследуемого и поэтому преследующего, в свою очередь, создавало удивительные типы. Прежде его тип рисовали следующим образом: абрек как будто объявлял весь мир на военном положении. Для него уже не существовало уз дружбы или родства. Он не щадил никого и сам ни от кого не ждал пощады. Как шакал он всю свою жизнь прятался по засадам, выглядывая оттуда жертву, чтобы самому не стать добычею других. Обладая безумным мужеством, он быстро дичал и часто становился ужасом на громадных пространствах. Были абреки, десятки лет заставлявшие трепетать окрестное население. Казалось, что в них замирали все человеческие чувства. Он убивал ради наслаждения убивать. Для него не было женщины – и он поэтому не щадил женщин. На ребенка он смотрел как на будущего врага. Изгнанный своею родиной, он нигде не находил ее.

Один из путешественников по Аравии описывает встречу в степи с бедуином, над которым тяготело изгнание и кровомщение, но тот бедуин был бы агнцем в сравнении с дагестанским абреком. На лице абрека не видали улыбки. Холодный блеск глаз, блеск хорошо отточенной стали, выражение спокойного равнодушия к чужому и своему страданию, изможденные черты и вечная жажда крови, прорывавшаяся в те минуты, когда под влиянием какого-нибудь волнения это напускное бесстрастие сбегало прочь, открывая постороннему тайники глубоко оскорбленной и до конца измучившейся души. Нужно было пережить целые годы отчуждения, по месяцам не слышать человеческого голоса, предполагать везде убийц, чтобы дойти до такого холодного зверства. Во время войны с русскими абреки обращались и против нас, и против своих. Для них были единственными союзниками такие же изгнанники, как и они. Человек, над которым не висит меч, человек, знающий, что его жизни не грозит ничего, на совести не лежит никакого черного пятна, – был врагом абрека. Абрек был волком между людьми и человеком среди волков! Абрек и умирал убивая…