Казачка. Т. 1 (СИ)

— Ну, что вы! Это были первые неформалы, но в отличие от всей этой шпаны из области, что толпится нынче в подземных переходах, стиляги были в основном из очень интеллигентных семей.

— Вы были стилягой?

— Я? Что вы! Неужели вы думаете, что я такой старый?

— А какой вы?

— Марина, с вами трудно.

— И мне с вами тоже, особенно на зачете.

— Ну, кто плохое попомнит, тому глаз вон.

— Так вы не были стилягой?

— Я возрастом не вышел. Но видел их и помню очень хорошо. Дядя мой — младший папин брат — был стилягой. Ходили они по улице Горького в узких черных брючках и толстенных твидовых пиджаках с плечиками, а на голове носили этакий «кок».

— Как у панков — ирокез?

— Нет, что вы! Этакий милый хохолок зачесанный назад, как у Элвиса Пресли и Билла Хейли… Не знаете таких?

— Почему же? У нас на дискотеке Элвиса Пресли рок-н-роллы крутят.

— Вот видите! А вообще, быть стилягой было опасно. И вы представить себе не можете, до какой степени это было опасно, и в какой несвободной мы все жили стране.

— Ну, панков и теперь в милицию загребают, у меня папа — мент.

— Нет. Вы не понимаете, теперь их заберут и отпустят…

— Да! Только, бывает так в отделении надают, что мало не покажется.

— А раньше, милая моя, са-жа-ли. И давали сроки по политическим статьям.

— За что?

— А формально — могли припаять все что угодно. Вот я помню как раз процесс был по делу высокопоставленных стиляг — и вы обратите внимание, из простой молодежи, как бы сказал Ницше — из черни, из любимых Лениным рабочих — стиляг не выходило. Это теперь панки из рабочих… Да и партия тогда чернь держала в кулаке. Стоит появиться у парня красному длинному шарфу, какие бывают у стиляг — паренька сразу на комсомольское собрание, да из института, да в армию! Так что — все стиляги были из генеральских, да це-кашных сынков. «Папина победа»… И вот, было дело стиляг — сынков одного известного композитора, потом какого то сынка зам-министра культуры, да еще пары — тройки иже с ними… И появилась тогда в газете «Комсомольская правда» статья под заголовком «Плесень».

— Забавно!

— Да, только после этой статьи им всем сроки припаяли.

— За что? За брюки узкие и за прически как у Элвиса?

— Им наркотики и спекуляцию валютой приписали.

— А-а-а!

— А в мои времена мы хипповали.

— Это я знаю, теперь тоже хиппи есть.

— Да… Волосы, тяжелый рок, марихуана. Мэйк лав — нот вор!

— Что?

— Делай любовь, но не делай войну.

— И вы делали любовь?

— Ну не войну же я делал!

В конце — концов приехали в Клин — маленький зеленый городок. Сходили в дом-музей. Поглядели на знаменитый рояль, на котором теперь дают поиграть только лауреатам конкурса имени Чайковского.

В ресторан Аркадий не пригласил. Вынул из багажника какой-то пакет с домашней снедью и большой китайский термос, которому похоже было столько же лет, сколько и привезшему их автомобилю. Сидели на скамейке в саду, ели бутерброды, пили чай из пластмассовых стаканчиков.

Марине почему то подумалось, что задний диван в «Победе» гораздо шире и удобней заднего сиденья «жигулей».

Но неизвестно, какие мысли бродили при этом в доцентской голове Савицкого. По дороге назад, за руки он ее не хватал, и предложений двусмысленных не делал. Высадил ее там же, где и подобрал, у метро «Сокол», и пообещал звонить.

— Совсем заколебал своими стилягами старикашка… Эх! Мишка, где же ты, засранец, Мишка… Мишка, Мишка, где твоя улыбка? — повторяла про себя Маринка, засыпая, и почему ты меня, засранец, бросил?

…………………………………………………………………………..

А Мишка… А Мишка проводил это воскресенье куда как веселей!

У одной из девчонок из их группы был День рожденья. У Люды Зарецкой.

Восемнадцать — дата не круглая, но по-юности, вроде как первый в жизни юбилей — совершеннолетие. Люда у папы — одна дочка, а папа у Люды — прокурор города, и поэтому денег на гулянку — родитель не пожалел.

День рожденья отмечали в ресторане «Ростов». И хотя банкет на тридцать человек в зале, рассчитанном на все сто пятьдесят — был для ресторана явно невыгоден, да еще и в ударный для плана субботний день, отказать городскому начальству, директор заведения посчитал — «себе дороже». И пойдя навстречу важному клиенту, ресторан по такому случаю целиком закрыли «на спецобслуживание».

Заведующая производством тоже расстаралась, как для себя, и выкатила на стол чуть ли не полу-годовой запас деликатесов, выписав при этом Людиному папе смехотворный счет, в треть, а то и в четверть от реальной стоимости.

Водки, и вина — было столько, что можно было упоить половину Ростова. И гости — напились. А это были совсем юные гости, пить совершенно не умевшие. И больше всех напился Мишка.

Музыканты, проклиная этот чертов субботник, на котором никакого «карася» не заработаешь, играли, все же исправно, как и если бы за длинный грузинский рубль. Играли, потому что у самоуверенных и высокомерных сосунков из подгулявшей золотой молодежи уже хватило наглости три или даже четыре раза напомнить солисту джаз-банды, что «если те не будут стараться, то завтра на этой эстраде будут играть уже другие»…