Казак Дикун

рыбешки да и заварить из нее знатную уху в память о прибытии в Астрахань. Ну а казацкие начальники появились тут по преимуществу просто посмотреть, сопоставить что почем со своим екатеринодарским базаром, купить же они собирались вещи подороже и пооригинальнее — добрую саблю или пистоль, сафьяновые сапоги, либо еще что из обмундировки и походной бытовой справы.

Базар гудел разноголосо и шумно. В толпах волжан встречались персы, индийцы, цыгане, грузины, армяне, киргизы, ногайцы и Бог знает какие еще нации — народы.

— Настоящий Вавилон, — невольно вырвалось у Федора сравнение, запавшее в память из Библии.

На его реплику никто не ответил. Зато тут же почувствовал, как его с обеих сторон за рукава свитки дергают Никифор Чечик и Андрей Штепа, приковывая внимание к зрелищу, которое поразило их самих:

— Глянь что эти смугляки делают с нашим полковником Великим.

И впрямь было чему подивиться. Весь в галунах, позументах, яркой расшивке кафтана, в широчайших шароварах полковник находился в плотном кольце мужчин и женщин не то индийского, не то персидского происхождения, которые без ложной скромности тянулись к его одежде и, ощупывая руками дорогой материал, дружно прицмокивали языками:

— Кароша мундира, у как кароша.

Великий от смущения не мог ничего ответить вразумительно, лишь сильнее нажимал на свои локти, дабы поскорее выбраться из плена любопытных. Черноморцев нарасхват заманивали астраханцы. Прямо-таки восторг вызывала их необычная одежда и обувка. Откуда такие, никогда здесь не видели похожих воинов — там и сям слышались в их адрес удивленные голоса. А гости степенно, на малороссийской мове, где ширше, где вкратце ведали им дивную повесть о стародавнем зарождении Запорожской Сечи, ее атаманах — удальцах и боевом товариществе, о кобзарях и бандуристах, их песнях и сказаниях, о набегах крымчаков и притеснениях злых панов Речи По- сполитой, о последней эпопее переселения на Кубань и Тамань и верной службе общей матери — Родине — России.

В водовороте базарного суматошного денька Федора Дикуна свел случай с сермяжным человеком лет сорока пяти, предлагавшим ему купить рифленную узорами се

ребряную серьгу. При этом продавец с опаской оглядывался по сторонам, вел разговор вполголоса. Отчего так? Дикун сначала и не догадался. И лишь после нескольких взаимных фраз понял, в чем дело. Еще не старый волжанин совсем недавно возвратился из многолетней сибирской ссылки, где он, битый и поротый батогами, отбывал наказание за участие в пугачевском восстании. Перед тем, как царские войска окружили его повстанческий отряд и он попал в руки карателей, пугачевец сумел-таки кое-что припрятать в Жигулях из своей небогатой разлюли — ма- линной добычи и вот теперь, освободившись от изгнания, потихоньку расторговывал вещички себе на пропитание.

— Купи. Станешь атаманом — вденешь в ухо и сразу голытьба увидит, кто ты есть, — объяснил повстанец назначение серый.

Под тонкими усами Дикуна скользнула непроизвольная усмешка:

— Тебе-то серьга не помогла стать атаманом. И мне она ни к чему. Лучше скажи: за что ты и все остальные повстанцы со своим Пугачевым шли на кровь и смерть?

— Как за что? За волю вольную.

— А что это такое?

— Когда нет царей и господ, а простой народ сам себе хозяин.

— Рисковая задумка. Наши казаки тоже не раз бунтовали, а сиромахи и сейчас остаются в тягле, паны же — наверху воза.

Негаданный собеседник подальше спрятал в свои лохмотья не принятую к покупке серьгу, подбоченясь, с горделивым видом произнес:

— Хоть нас и разбили, но есть что вспомнить. Потряслись от страха перед нами бояре да дворяне. Погуляли по волжским да уральским просторам пугачевцы знатно.

— Мало в том утешения.

На этом дикуновом слове и закончился диалог черноморца и гулящего мужика. Федор быстро отыскал своих друзей и с ними вместе отправился на Житный бугор, к своим бивуачным времянкам.

Казаков надолго загрузили ломовой работой. Поступив под командование вице — адмирала Николая Степановича Федорова, как главного начальника Каспийской во- енно — морской экспедиции в Персию, они по рапортам Антона Головатого получали от морского ведомства сви

нец, порох, продовольствие, на своих горбах перетаскивали грузы в места складирования, а также на суда, готовившиеся к отплытию в Баку. На тысячу казаков и старшин было отпущено для снаряжения боевых патронов 97 пудов, 26 фунтов и 24 золотника пороха, 208 пудов 13 фунтов 32 золотника свинца. А вот запыживать патроны оказалось нечем — нужной бумаги в интендантстве не нашлось. Довелось тогда Головатому специальную челобитную писать на имя Федорова, отдельные исчисления по бумаге делать. Вроде бы пустяк, а без него не изготовишь ружье к бою. Ну и до походного атамана шуточки казаков доходили:

— Не доверяют нам бумагу, боятся, как бы еще до возможной стрельбы по неприятелю на иную надобность не употребили.