— Но ты — неженка! — заметил лошади верблюд.— Разве можно твою силу равнять с моей? Положи на тебя половину моей поклажи, ты упадешь и застонешь. В пище ты тоже барствуешь. Тебя нужно кормить хорошим сеном, овсом и поить ключевой водой. А я ем колючки и могу несколько дней обходиться без воды. Мое молоко тоже вкусно, мясо годно для еды и шкура крепка.
Но баран растолкал крепким лбом всех, выбежал на середину и закричал:
— Ну, а если бы не было меня, из какой шерсти скатал бы казах кошму и сделал себе юрту? Из моей шкуры можно сшить прекрасный тулуп. Жирный кусок баранины — лучшая еда. Я даю молоко и сыр. Мой первый год!
Все молчали, чувствуя, что баран прав.
Но тут выскочила собака.
— Пустое мелет баран! Если бы не было меня, давно бы его съели волки вместе с костями.
Долго спорили, до поздней ночи. Одна мышь молчала. Но когда все устали и не только верблюд, но даже петух заговорил шепотом, мышь предложила:
— Кто первый увидит восход солнца, тот и получит первый год.
Все обрадовались, особенно верблюд. Он надеялся на свой высокий рост.
Вот все повернулись к востоку и стали ждать. Мышь встала рядом с верблюдом.
— Неужели ты, глупышка, надеешься первой увидеть солнце? — усмехнулся верблюд.
— Утро вечера мудренее,— отвечала мышь.
— Я выше всех и раньше всех увижу восход! — хвалился верблюд.
Перед рассветом все стали внимательно смотреть вдаль.
И вдруг раньше всех закричала мышь:
— Солнце! Солнце!
Только тут верблюд понял, что мышь кричит с его горба,, на который она тихонько забралась по его длинной шерсти.
Верблюд сбросил ее и накрыл ступней. Маленькая хитрая мышь из-под ноги нырнула в кучу золы.
Первый год отдали мыши.
А верблюда за его ротозейство совсем лишили года.
Вот почему верблюд не имеет своего года и, как увидит золу, начинает кататься по ней. Он все еще надеется растоптать ненавистную мышь и взять себе первый год.
ЛИСА, МЕДВЕДЬ И ПАСТУХ
ел степью медведь. Увидал лису и погнался за ней.
Лиса — наутек, добежали до норы, хвостом вильнула и пропала, будто ее и не было.
А медведь остановился и не знает, как ему теперь быть: сам большой да толстый, а нора длинная да узкая. Жаль ему упустить лису.
Вот стал медведь в нору лезть. Всунул голову до ушей — дальше голова не лезет, хотел вытащить — не может. Застрял косолапый — ни туда, ни обратно.
А лиса пробежала нору и выскочила в степи совсем в другом месте. Оглянулась и видит: пыхтит медведь изо всех сил, хочет голову вытащить, а голова будто вросла в землю.
Обрадовалась лиса, подбежала к медведю и сделала такое, от чего он стал весь мокрешенек.
— Вот тебе, медведь, от лисы на память,— сказала она, громко рассмеялась и была такова.
Долго еще маялся медведь, насилу вытащил голову. Отдышался он, отряхнулся и озирается по сторонам — не видел ли кто, как его лиса наказала.
Неподалеку пастух пас отару. Медведь к нему, спрашивает:
•— Не видел ли ты чего, пастух?
— Видел,— отвечает тот.
— А что же ты видел?
— Да видел я, как лиса одного медведя провела.
Рассердился медведь.
— Коли видел что,— говорит,— так знай помалкивай, никому про то не сболтни. Не то я тебя съем.
Испугался пастух, стал клясться да божиться, что и не заикнется.
Пригрозил ему медведь на прощанье еще раз и побрел своей дорогой.
Вечером пригнал пастух баранов в аул и не утерпел — всем рассказал о проделке лисы. Так и повалился народ со смеху на землю, а ребятишки тут же сложили песенку про лису и медведя:
У медведя, у мишки, видно, высох умишко*
Ведь бывают же чудеса:
Захотел пообедать лисою наш мишка,
Да надула растяпу лиса.
Услышал издалека эту песню медведь и чуть не околел от злости. Наутро приходит он к пастуху — шерсть дыбом, глаза горят.
— Такой-сякой, пастух,— рычит — где же твое слово? Обманул меня, опозорил на всю степь, теперь пеняй на себя — я тебя съем.
Пастух в слезы, стал кланяться да просить, чтобы дал ему медведь хоть три дня сроку — проститься с семьей и товарищами.
— Ладно,— говорит медведь,— так и быть, даю тебе три дня сроку, только потом уж не жди пощады.
Сказал и ушел.
А пастух повалился на землю, закрыл лицо руками* горько плачет.
Подбегает к нему лиса.
— Что ты, пастушок, плачешь?
— Ой-ой, как же мне не плакать, пропал я теперь совсем.— И рассказал он лисе все.
— Полно горевать! Что дашь? Я спасу тебя от медведя.
— Проси чего хочешь, ничего не пожалею,— отвечает пастух.
— А коли так,— говорит лиса,— скажи: согласен ли ты за спасение отдать мне свои почки?
— Согласен, согласен, выручи ты только меня.
На том и договорились.
Тогда лиса и говорит пастуху: