Казаки.

керосиновых ламп отливают. Смогут там, наверное, и очки смастачить. Однако, где

это находится и сколько будет стоить такая работа, никто толком не знал...

Неделю пытался отец приспособить себе на глаза линзы от разобранного бинокля, но

только ничего не получилось. Плюнул, взял копьё, ушёл ночью на промысел, да так

и не вернулся. Сгинул где-то в тайге полуслепой. Плевались от этого станичники -

не мог умереть так, чтобы товарищи тризну по-человечески устроили и мясом его

полакомились.

А Митяй был втайне рад. Почему-то не очень ему хотелось видеть, как отцовы кости

станичники обгладывают*. (*Каннибализм у лесных казаков широко распространён.

Поедание соплеменников сопровождается торжественной тризной, на которой каждый

из едоков, обязан произнести застольные тосты восхваляющие поедаемого. Согласно

обычаю, кости оставшиеся после поминального пиршества, собираются и с почестями

хоронятся. Примечание автора)

ГЛАВА ВТОРАЯ

День перед выходом прошёл в сборах-хлопотах. Первым делом, с утра, побежал Митяй

на склад - получить положенные каждому идущему в дело снарягу и сухой паёк.

Большой землянкой, где хранились все общественные запасы, заведовал безногий

казак Прохор. Десяток лет назад, раненый в обе ноги, среди зимы приполз он к

жилью. Как умудрился выжить - одному только Богу известно, только обезножил

начисто. По станичным законам такого калеку должны в расход пустить - был он

лишним едоком и обузой для общества. Однако умён и хитер оказался Прохор. На том

собрании, где судьба его решалась, обещал, как только от хвори оклемается,

наладить такой учет и хранение съестных припасов, что всем поровну доставаться

будет и надолго хватит. Поверили ему и стал он складом с припасами заведовать.

Надо сказать, не соврал - с тех пор вся добыча и снаряжение, сданные на склад, в

особую тетрадку записывались, а кому, что и сколько выдано - строго учитывалось.

Бывало, приходили к нему некоторые с жалобами на то, что их в чем-то обделили.

Не спеша открывал Прохор свои записи и тыкал в них носом недовольных. Указывал,

какого дня и месяца, когда и что получали они из очередного вещевого и

продуктового довольствия. Уходили тогда посрамлённые станичники, чеша затылок и

сетуя на плохую память, а безногий кладовщик хохотал и грозил кулаком им вслед.

Не без робости, знаю строгость и крутой нрав кладовщика, отворил Митяй

добротную, сделанную из тяжёлых лиственничных плах двойную дверь в Склад.

Пахнуло теплом, запахом дёгтя и жареного сала. Прямо возле порога на низеньком

столике с обрезанными ножками, над коптящим пламенем жирника, скворчала

сковорода с аппетитным жаревом. Рот мгновенно наполнился слюной.

По дощатому настилу, вдоль проходов между стеллажами, резво выкатился безногий

кладовщик, журча колёсами-подшипниками и ловко толкаясь коротенькими лыжными

палками.

- Здорово казак, - густым басом пророкотал он:

- Знаю, знаю, на дело отправил тебя Остап... Эх, мать ево ити! Ладно, делать

нечего, слово атаманское - закон. Ты как раз вовремя зашёл. Счас жарёхой тебя

угощу. Садись рядышком. Небось подумал, что общественный продукт пользую? Не,

это я пару крыс забил. Я для себя всегда десяток-другой держу. Люблю свежатинкой

побаловаться.... А без ног мне только и осталось, что крыс разводить.

Балагуря, Прохор пододвинул Митяю сковороду:

- Ешь всё, мне сегодня чо-то не хочется. Да, сынок, тяжеленькое тебе испытание

досталось. Только ты не дрейфь раньше времени. Бог не выдаст - крыса не съест!

Да ты жуй, жуй! Оставлять ничего не надо. У меня от жареного мяса завсегда

изжога бывает. А с твоим батяней не раз я в дело ходил. Знатный казачина был!

Головастый! Уж сколько хитростей военных мы с ним напридумывали... Всех и не

упомнить. Оно вишь, дело какое получается - хитрость только один раз

использовать можно. Дважды повторённая хитрость уже глупостью оборачивается.

- Слухай сюды, - Прохор почти вплотную приблизил заросшее почти до самых бровей

бородатое лицо и, обдавая запахом грибной настойки, заговорщицки зашептал:

- Чучелку заячью я тебе дам. Сам соорудил. А третьего дня в аккурат пурга

начнётся! Это я тебе верняк говорю, к гадалке не ходи. Костьми чую! Ох, и ноют

же проклятущие! В самую пургу зайдёшь к домам с наветренной стороны и в шагах

трёхстах в ямку заляжешь. Сверху плёнкой-серебрянкой укроешься - я тебе её, так

и быть, выдам. Снегом тебя должно полностью занести. А под конец пурги чучелку

наверх положишь и будешь палочкой осторожно шевелить - будто зайчишко раненый

издыхает. Самое главное, когда под снегом лежать будешь, не шевелись и пар от

дыхания под себя через трубочку выпускай. Он, пар-то, скорее всего выдать может.

Упаси Бог, тебе себя обнаружить...

А городской житель дурной. Ему невдомёк будет, что в эту пору зайцев-то в тайге

нету. В момент кто-нибудь прибежит за дармовой дичиной. Вот тут-то ты и не

зевай. Всё от ловкости твоей зависеть будет. Глуши его, и бегом в лес. Да только

не на плечах тащи, а за руки на спине волочи - оно так хоть и неудобнее будет,

зато понадёжнее - от выстрела в спину прикроет. Чучелку бросить можешь, а вот