Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении

С водворением гребенцев на левом берегу Терека один пятисотенный полк постоянно находился на Государевой службе; на него отпускалось из казны денежное и хлебное жалованье. Прочие казаки отбывали службу на месте и служили по казачьему выражению «с воды да с травы», т. е. без всякого содержания. За получением денежного жалованья ежегодно выряжалась с Терека зимовая станица с войсковым атаманом. Казаки очень дорожили этим правом предстать пред царские очи, слышать о себе похвалу и получить подарки. Войскового атамана жаловали по обычаю почетною саблей и серебряным ковшом. Войскового есаула, писаря, сотника и казаков – когда деньгами, когда соболями. Иногда станица привозила на родину Высочайше пожалованные знамена. Уже в то далекое время прошла по Руси молва об испытанной верности к воинской доблести казаков, сидевших на Тереке. Про них, говорили, что они не знают заячьего отступления: при встрече с врагом многочисленным схватываются с коней и бьются на месте. Так у них повелось исстари и так осталось навсегда. В совместных и дальних походах с ратными людьми, казаки, в малом числе, сумели отличить себя, подать пример неслыханной в ту пору отвага. В украинских походах времен Царя Алексея Михайловича, они были под Чигирином, в нынешней Киевской губернии, где с царскими ратными людьми «людей турских и крымских побили, с Чигиринских гор окопы их, городки, обозы, наметы, пушки и знамена сбили, многие языки поймали, отчего визирь турского султана и крымский хан, видя над собой такие промыслы к поиски, от обозов отступили и пошли в свои земли». Так было сказано в царской грамоте, данной Каспулату Черкасскому, водившему казаков.

В малолетство Петра Великого гребенцы и терцы ходили добывать Крым, когда же Царь двинул свою рать под Азов, казаки вышли навстречу передовому корпусу Гордона к царицынской переволоке. Потом, вместе с прочими войсками, разделяли труды и славу успеха. Сильно закручинился Царь, когда пришлось снова вернуть Азов в руки неверных. Он добывал море, искал выгодных путей русской торговле, а море не давалось. Тут-то он надумался двинуть в Хиву воинский отряд, чтобы завязать с ней торговлю, а потом, со временем, пройти кратчайшим путем в Индию, которая сулила еще больше выгод.

В 1717 году у Гурьева городка собралось 6000 войска, в том числе Гребенский полк и часть терцев. В памяти гребенцев остался рассказ казака Ивана Демушкина, участника несчастного похода. Иван Демушкин ушел в поход молодым, а вернулся седым как лунь старцем, глухим подслеповатым. Не знал он даже, что городок Червленый перенесен на другое место. Ползает ветхими днями старик по городищу, ищет ворот, разыскивает плетни, свою улицу и домишко, где он возрос, где он игрывал еще малым ребенком – ничего не находит, кроме заросших бурьяном покинутых ям; ни людей, ни следов людских – все сгинуло, пропало навеки! Удрученный горем старик повернулся к реке и надрывающимся от слез голосом воскликнул: «Скажи мне, Терек Горыныч, батюшка ты наш родимый, что сталось с нашим городком Червленым?» – Тронулся Горыныч воплем старца, поднос ему сулук чистой как слеза водицы и утешил его весточкой, что городок здравствует поныне; потом, полюбопытствовав, стал расспрашивать: «Откуда странник ты бредешь и сам ты кто таков?» Тут Иван Демушкин присел на камешек и поведал скорбную повесть о хивинском походе. «Ведомо тебе, Терек Горыныч, как мы взяли от отцов и матерей родительское благословение, как распрощались с женами, с детьми, с братьями да сестрами и отправились к Гурьеву городку, где стоял князь Бекович-Черкасский. С того сборного места начался наш поход безталанный, через неделю или две после Красной горки. Потянулась перед нами степь безлюдная, жары наступили нестерпимые. Идем мы песками сыпучими, воду пьем соленую и горькую, кормимся казенным сухариком, а домашние кокурки давно уж поистратили. Где трафится бурьян, колючка какая, сварим кашу, а посчастливится, подстрелим сайгака, поедим печеного мяса. Недели через три кони у нас крепко исхудали, а еще через недельку стали падать, и казенные верблюды начали валиться. На седьмой или восьмой неделе мы дошли до больших озер: сказывали яицкие казаки, река там больно перепружена. До этого места киргизы и трухмени два раза нападали, мы их оба раза как мякину по степи развеяли. Яицкие казаки дивовались, как мы супротив длинных киргизских пик в шашки ходили, а мы как понажмем халатников да погоним по-кабардинскому, так они и пики свои по полю побросают; подберем мы эти шесты оберемками, да после на дрова порубим и каши наварим. Так-то.