Казаки. Происхождение. Воинские традиции. Государева служба

С 7 мая по 13 июля 1904 года казаки выкладывались полностью. Их лошади порой по неделе оставались без сена, без фуража. Сами казаки сносили форму и одевались в лохмотья, приобретенные на месте у китайцев. Эта униформа была такой оригинальной и живописной, что иностранные военные атташе называли их «кавалерией в рубище». И эта кавалерия непрерывно была в бою, атакуя в конном строю, сражаясь в пешем, то как казаки, то как пехотинцы, а то как горные стрелки… Всегда на высоте своей задачи, они нигде не потерпели поражения, нигде не дали себя не только разбить, но даже окружить. Каждый день, каждая ночь были свидетелями неожиданных схваток, трудных ситуаций, поскольку японцы были не менее пылкими воинами, чем забайкальцы, и не без оснований злились на эту дивизию, которая одновременно повсюду: прорывалась на севере, внезапно атаковала на западе, нападала на Фэн-Хуан-Чжэн, тревожила Куандянь… Японский генерал Фуджи отзывался о ней с восхищением.

Забайкальские казаки не знали отдыха, и барон Врангель рисует такую сцену: «Мы подходим к Шау-Го в полную темноту, бросив по дороге 11 лошадей, выбившихся из сил. Четвертая сотня есаула Власова уходит занимать сторожевое охранение, а мы, закусив изжаренным на костре шашлыком и напившись чаю, располагаемся на ночлег. Душно. Я откидываю все полы палатки. Кругом мелькают огни костров, серебристый дым тянется кверху. Слышно, как кони жуют солому да изредка взвизгнет рассердившийся мул и раздастся сердитый окрик дежурного казака… Дремота понемногу охватывает меня, и я засыпаю.

Кто-то дергает меня за ногу, сквозь сон слышу голос князя Магалова:

– Вставай, вставай! Японцы стреляют по биваку!..

Вскакиваю, спросонья еще плохо соображая. Слышна близкая ружейная трескотня. На биваке суматоха, мелькают силуэты казаков, спешно тушат костры, беспокойно топчутся в темноте лошади. Я быстро натягиваю сапоги и, на ходу прилаживая амуницию, бегу к сотне. Пули часто, как-то особенно резко, свищут в воздухе. Вот одна щелкнула в каменный забор фанзы, другая, с ясным, сухим звуком, хватила в ствол дерева, пугнув круто шарахнувшихся привязанных тут же коней.

На большом плоском камне у ручья стоит генерал со штабом. Его плотная, энергичная фигура ясно выделяется в темноте. Он здоровается с людьми громким, спокойным, даже веселым голосом:

– Здорово, пятая сотня!!!

– Здравия желаем, ваше превосходительство!

– Веселей, братцы! Пусть японец хорошенько слышит!

– Рады стараться, ваше превосходительство!

Спотыкаясь и падая в темноте, мы бежим в цепь. На биваке седлают коней, собирают вьюки.

Наша сотня занимает вспаханный под гаоляновое поле холмистый гребень. Ночь облачна, и темнота не дает возможности разглядеть неприятеля. Но вот в кустах мелькнул огонь, грянул залп, и над нами, жужжа, как рой пчел, понеслись пули.

– Прицел постоянный. Прямо по противнику. Сотня, пли!

Трах…

– Еще раз!

Трах… трах, – гремят наши залпы.

Неприятель, видимо, не решается атаковать нас, а стрельба его за темнотой мало действительна. Левее нас слышны частые залпы четвертой сотни.

Лошади поседланы, вьюки собраны, и генерал приказывает отходить под прикрытием второй Нерчинской сотни князя Меликова. Мы отступаем по дороге на Аянямынь, и темная, извилистая полоса нашей колонны вытягивается по дороге. Сзади гремят еще неприятельские залпы, и излетные пули изредка жалобно поют в воздухе. Мы отходим в полном порядке, не оставив на биваке ни одной палатки, ни одного котелка. Генерал отдает приказание, и трубачи Нерчинского полка играют гимн. Сотни голосов подхватывают, и торжественные, чудные звуки „Боже, царя храни“ несутся в воздухе, плывут и тают в темноте, достигая во мраке ночи затаившегося врага…»

Забайкальские казаки отличались повсюду и при любых обстоятельствах. Во время рейда на Баньяпузу, обороняемую японским генералом Умезавой, рейда, «замысленного и осуществленного с храбростью и умением, достойными похвалы», они проскакали 20 километров параллельно эшелонированной линии противника по правому берегу Тайцзыхэ от Белинпузы до Пенсиху и ворвались в самое сердце его позиций в Баньяпузе. Вечером они вернулись. По пути сделали остановку в Чжау-Хуан-Хэ, чтобы заночевать там. Казаки были ошарашены. «Это все генеральское упрямство. Он ведь знает, что нам надо пройти 5 километров по ущелью Ванфулин, занятому неприятелем». Всю ночь продолжалась стрельба, несколько казаков спросили генерала, следует ли им лечь спать или продолжать бодрствовать, а тот им ответил: «До завтрашнего утра мы отсюда никуда не двинемся». В связи с этим казаки вспомнили случай, как однажды один из них разбудил генерала, чтобы доложить о подходе крупных сил противника. «Скажите им, чтобы не беспокоили меня, потому что я хочу спать», – ответил Ренненкампф и, повернувшись к своему ошеломленному собеседнику спиной, тотчас же снова заснул. «Противник, – передает очевидец, – не сдвинулся с места до утра!»