Казаки против Наполеона. От Дона до Парижа

Наполеон бросил свои войска под Труа и, обгоняя союзников, прискакал в Фонтенбло. Туда к нему отошли войска парижского гарнизона. Часть войск союзников прошла Париж и, преследуя противника, достигла Эссона и Корбейля. Отряд Кайсарова вышел к Мелюну, отряд Сеславина — к Монтеро, охватывая Фонтенбло с юго-востока. С запада, южнее Этампа к Фонтенбло выходил отряд Эмануэля. Гораздо южнее Фонтенбло конница Винцингеродс (10 000 конницы, 800 пехоты, 46 орудий), преследующая по пятам Наполеона от Труа, 22 марта (3 апреля) заняла город Сан.

Из Сана Винцингероде выслал на Орлеанскую дорогу отряд Чернышева (Волынский уланский полк, 6 казачьих полков, 4 конных орудия), чтобы перерезать сообщения Наполеона с югом страны. Чернышев 23 марта (4 апреля) перешел реку Луэн и скрытно подошел к Мальзербу. В это время через Мальзерб тянулся французский артиллерийский парк под прикрытием 800 человек пехоты и кавалерии. Полки Жирова, Сысоева и Власова 3-го бросились на прикрытие, обратили его в бегство, взяли пленных и захватили 22 орудия. От пленных Чернышев узнал, что второй французский парк недавно прошел на г. Питивье в сторону Орлеана. Чернышев двинулся на Питивье и взял город штурмом, но артиллерийский парк так и не настиг.

Это, пожалуй, был последний бой, выигранный казаками на французской земле. 25 марта (6 апреля) Наполеон отрекся от престола…

«НЕ БОЙТЕСЬ, МЫ КАЗАКИ…»

Так назвал свою картину один из немецких художников, изобразивший въезд казачьего отряда в немецкий город. Действительно, на территории Германии донские казаки вели себя «примерно».

Донские казаки в Европе, формирование героического образа

Казачий образ жизни всегда был идеалом для населения России, особенно для той его части, которая плохо представляет, что такое казачий образ жизни. Идеализация казачества была всегда. Сначала его идеализировали простые люди, которые не нашли в себе силы порвать с рутинной жизнью и встать на путь экстрима. Затем его стало идеализировать государство, которое прежде всего видело в казаках дешевую военную силу. Зачастую похвалами и громкими словами о любви к службе и верности долгу государство компенсировало недостаточную экономическую поддержку казаков. В итоге была создана некая казачья легенда, которая жива до сих пор. Сами казаки в общении с представителями власти и всем остальным населением России поддерживают эту легенду и сейчас. Они прекрасно знают, что казачий образ жизни очень тяжел, но у них за сотни лет сформировался стереотип поведения, который отличает их от других жителей России, и отказаться от него значит отказаться от своей казачьей идентичности.

В начале XIX века в связи с передвижением огромных армий, задействованных в наполеоновских войнах, массы казаков появились на просторах Европы.

Разбитый Наполеон считал казаков прекрасными воинами, но напастью для Европы. «Если бы я разбил коалицию, Россия осталась бы столь же чуждой Европе, как, к примеру, Тибетское царство. Благодаря этому я обезопасил бы мир от казаков», — как-то высказался он ^{792}. Более того, Наполеон пугал население Франции казаками, многократно преувеличивал их число. «Время ли сейчас делать замечания, когда 200 тысяч казаков перешли наши границы?» — вопрошал он французских законодателей 1 января 1814 года ^{793}.

Европейское население опасений Наполеона довольно часто не разделяло. Никогда не были Матвей Иванович и донские казаки в такой «моде», как в Европе, в заграничном походе. И даже недоброжелатели Платова признавали, что он «более чем нежели кто-либо из предшественников его имел влияния на предводимые им войска». И прославил донцов безмерно. «Здесь не место рассматривать, до какой степени он лично способствовал успеху донцов, — писал не любивший Платова военный историк, — но нельзя забыть, что во время его начальствования они стяжали бессмертную память в истории. Когда русские знамена понесли от Москвы по всему пространству Европы, казаки постоянно были впереди армии. Они первые заняли взорванный Кремль, в Кенигсберге первые объявили о независимости пруссаков, и провозгласили ее в Берлине перед окнами королевского дворца, тогда как товарищи их, при рукоплесканиях саксонцев, прежде всех входили в Дрезден. В Гамбурге, Кассиле, Бремене, Лейпциге, на берегах Рейна, в Роттердаме, в столице Карла Великого, питомцы Дона были свидетелями первых радостных слез…» ^{794}.

Встречали казаков восторженно. Исключение, видимо, составляла одна лишь Польша. Восторг объяснялся предыдущим наполеоновским господством, и это было естественно для многих стран Германии. И еще имел место некий парадокс — освобождение от наполеоновского господства несли люди, всегда считавшиеся эталоном варварства.