Казан

Анри и Вейман вышли из дому рано. Когда они уже подходили к валежнику, то, заметив на снегу следы Казана и Серой волчицы, Анри улыбнулся от удовольствия и возбуждения. А когда они уже дошли до самого места, то оба от удивления некоторое время не могли произнести ни слова. Даже Анри не случалось видеть ничего подобного: два волка и рысь, все попались в капканы и были так близко один от другого, что отлично могли бы друг друга загрызть. Но удивление недолго могло соперничать с охотничьим инстинктом Анри. Волки лежали прямо на пути, и он уже приготовился размозжить пулей Казану череп, как Вейман быстро удержал его за руку. Его пальцы впились ему в тело. Он заметил, что на Казане был ошейник.

– Стойте! – воскликнул он. – Это не волк! Это – собака.

Анри опустил ружьё и тоже уставился на ошейник. Глаза Веймана перешли на Серую волчицу. Она с ворчанием подняла морду на невидимых врагов и оскалила зубы. Слепые глаза её были закрыты. Там, где должны были быть её глаза, было пространство, покрытое одной только шерстью.

– Смотрите! – воскликнул он. – Да что же это, наконец, такое?!

– Один из них – собака, – ответил Анри, – самая настоящая одичавшая собака, перебежавшая к волкам, а другая – волчица.

– Но ведь она слепая!

– Да, мосье, слепая.

Он снова поднял ружьё. Вейман опять крепко схватил его за руку.

– Не убивайте их, Анри, – заговорил он. – Отдайте мне их живьём. Назначьте цену за рысь, которую они испортили, и прибавьте к ней то, что следует за пощаду волка, – и я уплачу вам полностью. Живые – они стоят для меня гораздо дороже. Боже мой, собака и слепая волчица – близкие друзья!

Анри смотрел на него так, точно не понимал.

Глаза у Веймана блестели, всё лицо покрылось румянцем. Он не переставал говорить.

– Собака и слепая волчица – и вдруг стали близкими друзьями! – повторял он. – Это прямо удивительно, Анри. Там, в цивилизации, когда прочтут мою книгу, то скажут, что я хватил даже через разум животных. Но я представлю доказательства. Я сниму здесь десятки фотографий, прежде чем вы убьёте и самую рысь. А вам, Анри, я могу предложить за этих двух волков сто долларов. Идёт? Могу я взять их себе?

Анри в знак согласия кивнул головой. Пока Вейман устраивался с аппаратом и приступил наконец к съёмке, он всё время держал ружьё наготове. А когда Вейман покончил со своими снимками, то приблизился почти вплотную к Казану и заговорил с ним так ласково, как на это не был бы способен стоявший позади него человек, выстроивший для себя уединённую хижину в пустыне.

Анри застрелил рысь, и когда Казан понял это, то рванулся на цепи от капкана к ненавистному телу своего лесного врага и залаял. Затем Казана вывели из-под валежника и повели к избушке Анри. Серая волчица тоже оказалась пленницей. Весь остаток того дня Вейман и Анри провели за работой над устройством прочной клетки из сосновых жердей, и когда наконец окончили её, то посадили туда пленников.

Прежде чем сделать это, Вейман тщательно осмотрел уже разгрызенный в нескольких местах ошейник. На медной пластинке на нём он нашёл надпись «Казан» и со странным трепетом занёс это в свой дневник.

После этого Вейман часто оставался в хижине один, когда Анри уходил к своим капканам. На другой же день он отважился до того, что просунул руку между двух жердей клетки и потрогал Казана, а ещё на следующий Казан уже принял из его руки кусок лосиного мяса. Но всякий раз, как он приближался, Серая волчица подлезала под кучу можжевельника, находившуюся в углу их клетки. Инстинкт целых поколений, а может быть, и тысячелетий научил её видеть в человеке своего злейшего врага. А тем не менее этот человек вовсе не обижал её, и Казан совершенно его не боялся. В первое время она испытала ужас, затем ужас перешёл в ней в удивление, и, наконец, ею стало овладевать любопытство. Случайно в конце третьего дня она высунула свою слепую морду из-под можжевельника как раз в самый тот момент, когда Вейман стоял у клетки и разговаривал с Казаном. Она понюхала воздух, но по-прежнему отказалась есть. Вейман заметил это и каждый день стал искушать её самыми отборными кусочками оленины и лосиного жира. Прошли пять, шесть, семь дней – и всё-таки она к ним даже и не прикоснулась. Вейман мог сосчитать её рёбра.

– Она издохнет! – сказал ему Анри вечером седьмого дня. – Она околеет с голоду, но в неволе есть не станет. Ей хочется в лес, к живой пище, к свежей крови. Им обоим уже более чем по три года каждому; поздно уже приручать.

Анри ушёл спать в обычное время, а Вейман был смущён и просидел до поздней ночи. Он написал письмо к своей миловидной девице в Северный Батльфорд, а затем прикрутил огонь в лампе и стал о ней мечтать в полумраке. Потом он вдруг вскочил, отворил тихонько дверь и вышел на воздух. Инстинктивно глаза его потянулись к западу. Небо было усеяно звёздами. При их свете он мог видеть клетку, стал смотреть в её сторону и прислушался. До него долетел звук. Это Серая волчица перегрызала жерди своей тюрьмы. Минутой позже последовал низкий, тоскующий вой, и он понял, что это Казан оплакивал свою свободу.