Тито. Смею ли я вместо этого червонца просить об одном только поцелуе?
Анина. Ты сумасшедший?
Тито. Мне кажется, это возможно…
Анина(быстро целует его). На!
Тито. Лечу!.. (В дверях.) «Путь жизни долог, вечность — коротка!».. (Вышел.)
Анина(одна). Что же теперь будет? Чем я стала? Нет, нет… Ничего не случилось. Я дам клятву забыть все и похороню эту тайну в себе… А он… он навеки унесет воспоминанья! И ничего не изменится… и все повернется… (Смотрит на себя в зеркало.)
Ты бредишь. В чем ты видишь поворот?Случившееся разве не случилось?Что было, то небывшим стало вдруг?Вина моя уменьшилась иль вовсеИсчезла? И можно ли дурнойпоступок мой — простить?Так кто же я? Я дочь почтенногосемейства?Невеста я безгрешная? О, нет,Жених таких, как я, у сводни покупает,Прибавив сверх цены и честь свою.Его ль вина… В чертах лица,столь нежных, горделивых,Кто может разглядеть глубокий следПозорного разврата? Из дома я какого?Веселого иль строгих нравов? Не обольщайтесь,Милые синьоры! Простая потаскушкаперед вами.Тихони смирный обликЛжив и не сулит покоя!Стук в дверь. Входят Андрея, Сантис и Фламиния.
Фламия. С добрым утром, душка! Нескромно с нашей стороны (кивнула в сторону мужа) врываться в столь ранний час, но мой муж настоял… У него к вам предложение, о котором он сам расскажет. (Подходит к окну.) Прелестный день…
Анина(замечает, что Андреа не весел). Да… но кажется, будет гроза. Душно.
Фламия. Тогда за игру можно приняться сразу после обеда. Возможно, синьору Андреа опять так же счастливо повезет, как вчера.
Сантис(почтительно целует руку Анины). Как спалось, синьора?
Анина. Прекрасно.
Сантис. Сейчас ездил в поле испытать коня, да вот встретил в парке синьора Басси. Сидит мрачный. Уединился в тени деревьев…
Фламия. Синьору Андреа нет повода грустить после вчерашнего выигрыша.
Сантис. Значит, удачно выбрал маску…
Анина. Какую маску?
Андреа(делает нетерпеливый жест: видно, что ему не по душе нежданные гости и не терпится от них избавиться). Философа. Кто ее не носит…
Фламия. Ваш общий любимец Казанова, кажется, предпочитает другую маску…
Сантис. Злоречивые уста моей жены сейчас изрекут что-то новое…
Фламия. Совсем не новое. Казанова теперь выступает в роли шута, и об этом говорят давно все, кто его знает…
Сантис. Ты сегодня не в духе? Что бы это значило? (Анине.) Казанова встречает Фламинию в третий раз. Обычно он так легко воспламеняется, но к ней он равнодушен. Это ее и злит.
Фламия. Поосторожнее. Ты можешь раззадорить меня… Но я равнодушна к этому шуту.
Анина. Почему вы упорно называете его шутом?
Фламия. Посудите сами… Можно ли верить той басне, что за столом он потчевал нас, будто он бежал из венецианской тюрьмы, куда был заперт, и очевидно, поделом…
Работал и сверлом он, и пилою,Скользил, карабкался, бросался вплавь, —И этого не видят и не слышат,Не узнают его, и в лунном светеСидит на крыше он. Какая чушь!Анина. Но все же он бежал?
Фламия. Почем нам знать?
Быть может, он и не был в заключенье,А если был, то отсидел свой срок.И если он бежал, то как проверить,Что удался побег? Что не упал он с крышиИ не утонул?..Анина. Но он же жив?
Фламия. Быть может, умер.
Анина. Так значит здесь поддельный Казанова?
Фламия. Поддельным Казанова был всегда.
Анина. Но вы были с ним знакомы давно и должны были привыкнуть…
Фламия. Знакомы? Да… Я виделась и говорила с ним. Вернее, говорил всегда он один. По-моему, он чужого голоса вовек не слыхал. Так вот, всякий раз он приступал к рассказу о побеге теми же фразами и в том же тоне… И осенью прошлого года, и два года тому назад, и семь, когда я встретилась с ним впервые в Риме…