Казанова в Петербурге

— Она чудо как хороша. Я влюблен.

Это была сущая правда: один взгляд, и он запылал, будто соломенный.

— А как же Протиха? — опешил Зиновьев.

— Оставляю ее вам. У меня нет желания обнимать статую. Поторопитесь, друг мой!

Заметив приближавшихся к ней незнакомцев, девушка испугалась и бросилась прочь, расплескивая воду из ведра. Опередив Зиновьева, кавалер помчался вдогонку. Приап так не гонялся за нимфами по пестревшим нарциссами берегам Кефиса, как гнался за юной простолюдинкой кавалер де Сенгальт по сугробам вдоль реки Катерингофки.

Девушка скрылась в жалкой лачуге, хлопнув промерзшей дверью. Преследователя это не остановило: без колебаний он вошел следом, причем стукнулся лбом о низкий косяк; Зиновьев ему сопутствовал.

Внутри лачуга поражала убожеством еще более, чем снаружи: грязный пол, закоптелые стены; довольно сильно пахло русским духом. Полдома занимала ободранная печь. Никакой мебели, кроме лавок и стола, не было и в помине, так что можно было только гадать, где спали все эти дети, изможденная женщина — их мать, драная кошка, тощий поросенок, куры и сам хозяин — нечесаный, мрачный мужик с бородой лопатой. Красавица-девочка забилась в угол и со страхом глядела на непрошеных гостей. «Словно белая горлинка на волков», — нежно подумал кавалер, потирая ушибленный лоб.

Зиновьев широко перекрестился на икону, с которой на него печально и строго глядел худой, маленький старичок, Николай Мирликийский, должно быть, самый популярный святой у московитов. Трудно понять, почему они так любили его, однако кавалеру не встречалось дома, где бы не было изображения этого святого.

— Эй, борода, — строго обратился Зиновьев к селянину, — кто твой барин?

Всклокоченный, неряшливый глава семьи встал с поклоном:

— Казенные мы, батюшка, не барские.

— Впрочем, неважно, — сел на лавку Зиновьев и кивнул сесть кавалеру, что тот и сделал, улыбнувшись красавице, от чего та задрожала и съежилась в своем уголке еще сильнее. Зиновьев уперся руками в широко расставленные колени:

— Повезло тебе, рыло, пляши: знатный иностранец хочет взять в услужение твою девчонку.

«Рыло» приосанилось и даже пригладило бороду. Оглядев богатую шубу кавалера, мужик изрек:

— Что ж, мы не против. Вон их сколько баба мне наплодила. Только меньше, чем за три рубля, я никак не согласен.

Зиновьев хихикнул и покосился на кавалера; тот продолжал строить глазки девочке.

— Дурень, проси сто, — подсказал бородачу Зиновьев.

— Бог с тобой, барин! — попятился испуганно тот.

— Проси, коли велю. Запомни: деньги разделим пополам. Старшей девке сколько лет?

Все еще не веря счастью, мужик суетливо поклонился:

— На Масленой пятнадцать сравняется. Она еще нетронутая, и вшей нет. Матка за этим строго следит. Фекла, поди сюды!

Девочка покорно подошла к отцу и, потупив взор, остановилась перед гостями. Она была прехорошенькой. Кавалер из разговора Зиновьева с мужиком не понял ни слова и в умилении уставился на пленившую его красотку.

— Глянь, только глянь, барин, — суетился хозяин, распахивая ватник девочки; под ним оказалась ветхая, серая рубаха. — Не паршива, не костлява.

Рванув ткань, он спустил лохмотья с понурившейся девочки, и перед гостями предстало ее юное тело. Кавалер издал восхищенный стон.

— Гляньте на косу, — суетился отец. — Ни одной гниды. Она всегда в бане первая моется, а потом другие, потому как после нее вода совсем чистая.

Достав из кошелька несколько монет и протягивая их хозяйке, кавалер показал знаками, что хочет забрать девочку.

— Ишь, разохотился, — хихикнул Зиновьев, кивнув на кавалера хозяину. — Значит, требуешь сотню и ни копейки меньше?

— Мне бы в купцы выйти аль в подрядчики… — дрожа от волнения, сипло выговорил тот.

Девушка, натянув рвань на голые плечи, торопливо кинулась к матери.

— Помни: деньги пополам. — Почувствовавший свою выгоду, Зиновьев горел желанием уладить дело. — Пойду теперь иностранца уговаривать.

Взяв кавалера под локоть и услужливо напомнив ему, что следует нагнуться, проходя сквозь низкую дверь, Зиновьев вывел его на улицу.

— Ничего не выходит, — объявил он. — Хитрый мужик заломил непомерную цену. Она, видите ли, девственница и вшей нет.

Кавалер удивленно приостановился:

— Сударь, меня ничуть не интересует, девственна красавица или нет. Такие вещи для меня несущественны. Какова цена его сокровища?

— Сто рублей, — вытаращил Зиновьев наглые глаза.

— Я заплачу эту сумму, — ничуть не поколебавшись, кивнул кавалер.

— Вы согласны отдать сто рублей за мужичку?

— Несомненно. Это весьма дешево за такую прелесть. Меня тревожит лишь одно: согласится ли сама девица?

— Кто же станет ее спрашивать? — опешил Зиновьев. — Заартачится, возьмите палку. Баб надо лупить.

Это замечание заставило кавалера пренебрежительно поморщиться: он никогда не добивался женщин битьем.

— Сколько я буду должен ей платить? — не желая вдаваться с грубым московитом в обсуждение нежных путей любви, перевел он разговор.