Читаем Казейник Анкенвоя (СИ) полностью

- Клянусь, дражайший Марк Родионович. Это фраза. Обиходное напутствие указанной барышне. Она что, действительно там? - догадался я, различив на разлинованном развороте схематическое изображение Княжеской площади с примыкающими застройками. Одна из них была помечена латинской буквой «N» и карандашным крестиком на западном углу, если верить в нарисованный компас.

- Под «Нюрнбергом», - Марк Родионович хлопнул книгой, и сунул ее на прежнее место. - Врукопашную зарыл. На полуметровой глубине. Ночной порой, словно какой-нибудь злоумышленник. Хоть и ампутированная, а память. Шрам остался на коленке треугольником. Вы-то коленки били в детстве?

- Бил, Марк Родионович. Отчего же вы именно магазин выбрали в качестве надгробия?

- Магазин относится к более поздней эпохе зодчества, - учитель, подпершись костылем, переместился в сторону кульмана. - Но вам следует знать совсем иное. Спрашивайте, пока экспедиторша водку не принесла. Спрашивайте. А я попутно чертежик закончу.

До возвращения существа торопиться мне было незачем. Ибо кое-какие повадки аборигенов мною уже были постигнуты. На трезвую голову честных сведений в Казейнике не добывалось. Я молчал.

- Казейник почему? - сам по себе откликнулся чертежник на мало занимавший меня вопрос. - До немецких веяний, а проще говоря, до создания на базе местного комбината по производству минеральных удобрений российско-немецкого концерна «Франкония» поселок здешний назывался Казенников. Очевидно, для германца название оказалось трудно произносимым. Тогда глава местной управы проголосовал из деликатности за Казейник.

- Из деликатности, - выбрав сигарету, я уже, было, собрался ее прикурить, да положил обратно. - А кто конкретно?

- Бургомистр.

- Отчего же он бургомистр?

- Из деликатности.

Лукавый мы народ. Я по наивности думал, что мы в Америке живем. Под чутким руководством самопальных мэров, губернаторов и сенаторов. Даже больше, чем в Америке. У нас Белый дом большой, а у них маленький. Однако, провести нас труднее, чем его референдум. У нас кто барин, тот и отечество. Потому и переметнулась местная публика в немецкие края.

- Стало быть, Анкенвой в Казейнике за ниточки дергает? - подсел я к инвалиду.

- Почему Анкенвой?

Марк Родионович, уже окунувши ресфедер в баночку с тушью, замер.

- Ну, как же, помилуйте! Казейник-то Анкенвоя?

- Сущий вопрос, - географ почесал ресфедером залысину, отчего и оставил на ней черные следы. - Я тоже задавался им, кривить не стану. Анкенвоя никто не видывал. Человек ли он, зверь ли, предмет или звук, то догадки. По мне товарищ, покорно извиняюсь, он и вовсе отсутствует.

- Он присутствует. Я чувствую, как прямо сейчас он смотрит на меня.

- Откуда же, позвольте?

- Из бездны, товарищ.

- В географическом смысле бездна объект надуманный. Всякое углубление, дорогой мой, имеет свое дно. Это есть непреложная истина, и зиждется на опыте многих первопроходцев. Да и гипотетически в границах материального тела бездну представить себе никак не возможно-с. Ибо Земля наша суть планетарное образование. Сквозных отверстий не имеет, и не имеет возможности ими обзавестись, батюшка. В прочем же, если вы с точки зрения космоса бездну рекомендуете рассматривать.

- Боже упаси, - поспешил я откреститься от вселенской перспективы. - Нет у нас бездны, товарищ. И космоса нет. И точка зрения нет.

- Убеждены?

- У меня нет убеждений, товарищ. Поэтому, мне есть, что отстаивать.

- Что же отстаивать без убеждений? - озадаченный моей репликой, учитель даже ресфедер отложил.

- Благоприобретенные ценности. Жену. Кота. Деньги, заработанные благодаря отсутствию убеждений. Антикварную мебель. Пуговицу от плаща. Имущество.

- Простые люди враждебны вашей меркантильности, святой отец. Они приверженцы духовного начала, и всему ищут высших объяснений, - Марк Родионович вздохнул. - Страшно далеки мы от народа, святой отец.

- Страшно, - согласился я с Марком Родионовичем, подсев к чертежу над каким он вздохнул. - Вот если бы еще подальше, тогда бы не так уже было страшно. Пустырь между комбинатом и заливом. Здесь можно пройти?

- Нигде нельзя, - возразил географ. - Здесь особенно. Прежде свалка здесь мусорная была. Твердые отходы со всего района свозили.

- А теперь?

- Теперь не свозят. Теперь туда никто не суется. На свалке псы-оборотни живут.

- Как вы сказали? - я присмотрелся к свалке, окруженной дискретной извилистой линией. Если верить в изображенный под картой цифровой масштаб, свалка занимала площадь около гектара, и частично упиралась в границы Казейника.

- Псы-оборотни?

- Именно, - подтвердил Марк Родионович.

Он оглянулся и почему-то снизил голос:

- Я, было, сунулся исключительно с научными целями, да так и остался по колено. Краевед Пугачев, святая личность, протез мне выстругал из придворной скамеечки.

- Что-то я пропустил, Марк Родионович. Стало быть, это собаки вам левую ногу отъели?

- Точно. Уели на собственных глазах.

- Как же вы спаслись от них без ноги-то?

- Случай, - буркнул учитель, не вдаваясь в подробности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее