Каждая мертвая мечта

– Сначала я, естественно, пытался поплыть на запад. Но против ветра и течения, в лодке без киля и с настолько примитивным рулем я делал, может, узел в час – причем непрерывно используя магию. У меня чуть голова не лопнула. Я ведь, чтоб ему, не бог! А потому я повернул на восток и поплыл за течением, пока не услышал твое бормотание. Тебе повезло, что над водой голос разносится далеко.

Гессен послал ему странный взгляд, словно бы эта тема его раздражала.

– Я молился. Не впервые, но никогда раньше – так… – Он не закончил. – А когда заметил твою лодку, в первый момент подумал, что за мной приплыл сам Реагвир.

Ну вот тебе… Вор едва не оскалился от уха до уха. Вместо этого спросил:

– Ты верный Владыки Битв?

– Верный? – Солдат нахмурился. – Нет. Скорее – нет. Я не слишком религиозен, не татуировал себе Дурвон, ничего такого. В горах лучше рассчитывать на хороший топор, крепкую веревку и сухую одежду. И на товарищей по отряду. Нет, я не почитаю Владыку Битв, я… просто принял его в качестве патрона.

– Патрона?

– Патрона. Преклоняешь колени перед Матерью, однако можешь кланяться и другим богам. Так работает мир.

– Я предпочитаю кланяться Близнецам Моря. – Еще одна ложь проскользнула сквозь его уста без малейшего усилия. – Но я слышал, что горцы чаще выбирают себе богом воинов Сетрена.

Гессен кивнул и улыбнулся, словно Альтсин только что произнес нечто мудрое.

– Именно. Почти все в Страже предпочитают Быка. А потому, когда доходит до боя, целая куча людей молится ему в один и тот же миг. А когда столько сразу морочит Рогатому башку, нет даже шанса, что он выслушает всех. Потому лучше просить о помощи Владыку Битв.

Что ж, сложно отказать в логике.

– Ловко.

– Я тоже так думаю. – Солдат подмигнул насмешливо, и Альтсину пришлось признать, что ему нравится такой рассудочный, лишенный фанатизма подход к религии. – Но если ты служишь Близнецам, то, может, мне стоит принести им жертву в благодарность за спасение?

Беспокойство резко кольнуло вора, словно кто-то ткнул в него шилом. Нет. Не может быть и речи. Ни один верный Реагвиру не станет приносить благодарности этим изнеженным, немощным…

Похоже, его ухмылка выглядела по-настоящему жутковато, поскольку Гессен склонился вперед и с явной заботой спросил:

– Все нормально?

– Да. Полный порядок…

Значит, так выглядит ревность бога. Словно малому ребенку приходится отдавать чужому человеку любимую игрушку. Даже после стольких тысячелетий, после безумия и утраты права называться богом людей – поскольку боги обязаны оставаться сущностями хотя бы слегка праведными, а не скотами, окунающими в кровь половину мира, – Кулак Битвы все еще чувствовал обычную, паршивую ревность при одной мысли о том, что «его» почитатель мог бы выказывать благодарность другому Бессмертному.

Нет, не Кулак Битвы. Эти эмоции были настолько живыми и яростными, словно касались Альтсина непосредственно. Объятие души бога приносило куда больше, чем просто дары и мощь.

«Ну, сукин ты сын, – едва не выругался Альтсин сквозь стиснутые зубы, – в этом случае твои чувства в расчет не идут. Покажу тебе, что такое щедрость и прекраснодушие».

– Фиал, наполненный ворванью и благовониями, вполне доставил бы им радость, – сказал он, хотя казалось, что слова эти – раскаленные добела шары железа, которые приходится выплевывать. – Собственно, даже пара, один для Ганра, второй – для его сестры. Ганр предпочитает сандал, а Аэлурди довольствуется щепоткой молотого янтаря. Вместо этого, конечно, можешь просто подарить им какую-нибудь мелочовку из янтаря: колечко, сережку, браслет. Хватит просто повесить его в часовенке Близнецов или бросить в море. Хотя, уверяю, жрецам пришелся бы по душе именно первый вариант.

На короткий момент он чувствовал себя величайшим скупцом мира, которому приходится отдавать в чужие руки кошель, полный золота. А потом пришло облегчение, словно кто-то снял с его спины тысячефунтовый камень. Чтобы скрыть то, что с ним происходит, вор наклонился и чуть прикоснулся к лежащему без сознания мужчине. Еще вечером жар, казалось, выжигал его изнутри и делал мокрым от пота, но сейчас лоб солдата был едва-едва теплым и сухим.

– Твоему товарищу явно получше.

– Ёлка всегда был крутым. Знал бы ты, что он творил, когда мы попали в… Нет, неважно, это долгая история. Если уж он не умер до сих пор, то будет жить. Хотя наверняка очнется голодным.

Альтсин оглянулся через плечо туда, где как раз начало розоветь небо.

– Полагаешь, остальная часть твоего отряда плывет на этом… на черном острове?

– Полагаю, это был корабль. – Гессен выказал проницательность, которую Альтсин и не заподозрил бы в простом солдате. – Большой корабль.

– Откуда такая мысль?

– Потому что горы – каменные, а камень тонет, чародей. А когда мы дрейфовали на льдине, несколько первых часов вокруг нас плавали разные штуки. Я выловил из воды вот такое. – Солдат сунул руку в карман и бросил Альтсину черную штуковину размером с половину ладони. – Это дерево того корабля.